KOI | MAC | DOS | WIN | LAT
ВНИМАНИЕ! Все авторские права на пьесу защищены законами России, международным законодательством, и принадлежат автору. Запрещается ее издание и переиздание, размножение, публичное исполнение, перевод на иностранные языки, постановка спектакля по пьесе без письменного разрешения автора.

Елена Гремина

Колесо Фортуны

Заинтересовало 36788 читателей с 22 февраля 1999 г.


Охота к перемене мест

Огнем и свистом

Алло, принц Уэльский


Охота к перемене мест

Действующие лица:

Он
Она
Гость
Ученик
Мальчик


Все картины, кроме последней, изображают типовую квартиру, в которой уже лет пять вот-вот должен начаться ремонт: на полу газеты, по углам - стремянка, ведра и т. п.

1. Ночь

Он, Она, Ученик.

Он. Мне снился дом, еще раз. Чей дом? Откуда я знаю это серое крыльцо и таинственные, темные в сумерках окошки, и рукомойник, длинным гвоздем прибитый к тополю? Я никогда не жил в таком доме. Всю жизнь прожил в этом городе, когда-то в самом центре, теперь здесь, в новом ветреном районе. Если открыть окно, этот ветер приносит запах жженой резины. На этой улице сразу два завода, никто не знает, что они делают. Иногда - чаще ночью - квартира наша словно вздрагивает, мелко дребезжат стекла в книжном шкафу, и мы понимаем, что наши заводы производят еще что-то кроме запаха жженой резины.
Ученик(косноязычен; отрабатывает упражнения для улучшения дикции; сквозь сон, тревожно). Сшит колпак, да не по-колпаковски. Нужно колпак переколпаковать, перевыколпаковать.
Он. Мне снился дом. Забора вокруг него нет. Общий плетень из длинных тонких бревен окружает все это крошечное село. Еще шесть... нет, семь точно таких же серых, приземистых домов. Но у дома, который мне снится, растет красивое дерево. Я никогда не видел дерева с такими листьями, с такими красными крупными гроздьями.
Она. Ты спишь? Можно закрыть окно, тебе мешает, я знаю. А можно открыть пошире, все-таки ветерком повеет.
Он. Мне снится дерево... Я знаю только березу и рябину, еще тополь с его непобедимым пухом, с искореженным зверской стрижкой стволом. Но это дерево я вижу в первый раз. Дом, что мне спится, на самом берегу озера. Берег крутой, озеро светлое и круглое. А вот и мостки, я откуда-то знаю, что вторая доска прогнила, и ступаю с осторожностью...
Она. Ты не спишь. Ты не спишь.
Ученик (нервно, твердит). Колпаковать, перевыколпаковать. Колокол колоколовать, перевыколоколовать.
Он. Мне снится озеро. Можно представить себе, что тихий, ровный гул, не затихающий в нашей квартире, не два завода на нашей улице, не машины, проносящиеся под окнами. Нет, это плещется вода в озере, это шелестит ветер в высоких лесных вершинах. Я забыл, что всюду кругом лес, настоящий лес.
Она. Спи, у тебя завтра тяжелый день. Навесил еще этого заику ни свет ни заря. Не жалеешь себя. Ты спишь?
Он. Говорят, завод на нашей улице уходит на километр в глубь земли. Говорят, на лестничной клетке видели мышь-мутанта с двумя хвостами. Почему с каждым месяцем засыпать все труднее.
Она. Мне только одно, одно - чтоб тебе было хорошо.
Он. Как рокочут под окном эти машины. С каждым месяцем и все больше и больше. Все больше людей, что не спят ночью,- на работу им не надо, что ли? Им не надо к половине восьмого в интернат, а в час тридцать на совместительство, в поликлинику? Бог ты мой, а урок ни свет ни заря?
Ученик (тревожно). Ученье - свет. Не по-колпаковски. Не по-колоколовски.
Он. В сущности, на этой улице жить стало невозможно. То ли оттого, что оба завода вступили в соцсоревнование и форточку не откроешь даже днем. Или потому, что все больше и больше машин, все больше и больше этих личных ночных ездоков, которым не надо вставать рано утром. Надо спать. Тогда можно увидеть дом и тайно знакомое озеро. И вдруг вспомнить название дерева калина.

2. Вечер

Он, Она.

Он. Невозможно дышать на улице.
Она. Тебе звонил женский голос.

Пауза.

Я купила лимонов. Люблю лимоны. И ты раньше любил лимоны, мы вместе вечером пили чай. Правда, кожуру теперь использовать нельзя, она ядовитая.

Пауза.

Женский голос! Женский.

Пауза.

В конце концов, в лимоне главное сок, а не кожура. Еще я купила овощей, чтобы не загружать нам с тобой воскресенье. Можем в воскресенье сходить куда-нибудь. В сыром виде их употреблять нельзя, но хоть что-то. Предупреждали в магазине. Только отваривать, отвар сливать, беречь от детей. Но у нас ведь нет детей.

Пауза.

И вчера звонил женский голос. Мол, по объявлению о покупке дома. Нашла что наврать!
Он. И что же?
Она. Вот, видишь, что осталось от получки? А ты еще хочешь, чтобы мы откладывали, как это? Правда, еще я купила помидор, три штуки. Их вообще есть нельзя, предупреждали в магазине, но они зато красивые. Они могут украсить стол. К тебе ведь зайдет этот Виталий Петров, мне неведомый. Мне все твои друзья неведомы. А кого я знаю, те что-то от меня скрывают. Есть что скрывать, не иначе.
Он. Виталий Петров - мой одноклассник.
Она. Я вижу, ты не в духе, что я много потратила! Но мы не можем откладывать. Есть то, что мы не можем себе позволить. Ты ведь уже живешь не с мамочкой, не за каменной стеной.
Он. Не смей говорить в таком тоне о моей матери.
Она. И что такое этот Петров? Никогда не видела твоих одноклассников и тем более одноклассниц. Не знакомил меня, не считал нужным. Мы никуда с тобой не ходим.
Он. Петров приехал в Москву по делам. И куда это мы не ходим?
Она. Сейчас столько всего!
Он. В этом городе жить невозможно. А Петров задумал переезжать в Москву, не нашел ничего другого. Что-то ему здесь светит! Он жалчайшее создание, этот Петров. На вечеринках он сидел в углу и переворачивал пластинки.
Она. Уж ты-то не терялся на этих вечеринках. Может, этот Петров просто любит музыку.
Он. Не исключено. Он поживет у нас пару дней, бедняга Петров.
Она. Если тебе так нужны деньги, что же ты за бесплатно возишься со своим косноязычным? Мало ли у нас соседей! Своего ребенка мы не можем себе позволить, а с этим ты возишься!
Он. Что бы я мог дать этому ребенку? И каким бы он мог здесь родиться? Мало я уродов несчастных вижу в интернате?
Она. Такое чувство - ты говоришь, чтобы не сказать главного. Настоящие слова.
Он. Все слова одинаково настоящие, из одних и тех же звуков. Мне просто надоело жить в этом городе.
Она. Тебе со мной надоело жить в этом городе. Вот они, настоящие слова. Именно со мной ты не любишь никуда ходить, и со мной не любишь тратить деньги. И все время зазываешь гостей, потому что не хочешь оставаться со мной вдвоем... И это от меня ты не хочешь ребенка. А я люблю эту улицу, эту квартиру, потому что здесь живем мы с тобой...
Он. Сама увидишь этого беднягу Петрова. Отец у него был военный, и Петров с матерью за ним всю страну исколесили. Сидит, помню, на физике, забьется куда-нибудь подальше, и лицо такое испуганное. Будто ждет приказа: мол, пора ехать. Он недолго у нас проучился, Виталик Петров. Потом узнаю - институт бросил, водит грузовики в колонне.
Она. В какой колонне?
Он. Мне так сказали. Я не мог отказать бедняге Петрову.
Она. Мне ты во всем можешь отказать.
Он. Ты это уже говорила. Может быть, Виталий Петров в трудной ситуации. У меня-то все хорошо.
Она. Твоя мать тоже вечно возилась с какими-то бедолагами, а своя дочка так и осталась в старых девах! Господа филантропы.
Он. Не смей говорить о моей матери в таком тоне.
Она. Конечно же, все хорошо - у тебя, у нас... А главное, я так люблю тебя. Если ты меня бросишь, я умру, как тогда. Я люблю тебя ничуть не меньше за все эти годы... Господи, почему искренние слова звучат так странно, так фальшиво?

3

Он, Ученик.

Ученик (очень старательно). Сало было, стало мыло. Было мыло, стало сало. Весело расстались. Что нам унывать.
Он (листает свои записи). Продается пятистенок, Калининская область. Что такое пятистенок? Продается сруб на снос, двести пятьдесят рублей.
Ученик. Выпь пестрая, сруб погнутый, поп пропащий. Выпь пестрая, поп пропащий. Я не понимаю, что значат все эти слова.
Он. Когда часто твердишь одни и те же слова, они теряют смысл. Это нормально, для дикции даже лучше.
Ученик. Когда я долго думаю про какое-то слово, я вообще не могу его выговорить.
Он. Это чисто нервное. Это пройдет, если будешь заниматься. Представь себе, что никто тебя не слушает, слова так и польются.
Ученик. Но я-то сам слушаю, что я говорю!
Он. Это пройдет.
Ученик. Было мыло, стало сало. Тех же щей, да пожиже влей.
Он. Дом с газовым отоплением в поселке городского типа, три тысячи рублей... Ну, этого и задаром не нужно. Дом в лесу, но рядом железная дорога... Ну, нет. А это: дом на берегу озера в хорошем состоянии, местность лесистая, две тысячи рублей... Не мой ли это дом? И всего несколько пачек этих бумажек, обычных бумажек, только жестких и хрустящих... Бог ты мой, сколько слов для них придумано на всяких языках, сколько прозвищ, ласковых и ироничных.
Ученик (усердно). Хрусты. Червонцы. Капуста. Фанера. Не в деньгах счастье. При социализме можно прожить и без денег. Денежки счет любят. Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Копейка рубль бережет. Хрусты. Хрусты.
Он. Почему я радостно улыбаюсь, когда вижу эти грязные бумажки? Почему сердце радостно колотится, когда рука нащупывает случайно забытую десятку в кармане старых брюк? Почему я должен две недели работать за тоненькую грязную пачечку? В любую погоду, в любом настроении. Меня никто не спросил!
Ученик. Только на одной купюре достоинством в десять рублей ученые обнаружили свыше трех миллиардов разных бактерий, возбудителей грибковых, кожных, опасных для жизни заболеваний. Холеры. Тифа. Паратифа. Коклюша. Паракоклюша.
Он. Мне снится дом. Я ловлю рыбу с мостков, я учусь находить ягодные места, различать съедобные грибы. Я выращиваю на моей серенькой, бедноватой земле все, что она может дать без ущерба для себя. Мне немного нужно! Там, если у меня не будет этой хрустящей, грязной бумажки, я своим трудом смогу не умереть с голоду. И нет интерната с детьми, которым нельзя по-настоящему помочь, нет ни одного косноязычного ребенка во всей округе! И нету бессмысленных слов, и ничего не выражающих фраз. Молчание, и озеро, и мой дом на берегу. Две тысячи рублей! Всего две тысячи рублей.
Ученик. Хрусты. Хрусты. Хрусты.

4

Она, Гость - одет во все модное и новое. Держится уверенно, с располагающим простодушием.

Гость. Петров Виталий. Как видите, приехал из Тулы со своим самоваром, в буквальном смысле.
Она. Но это не самовар.
Гость. Это иносказательно. Это прялка, очень старинная. Она стояла в нашем кафе. Я знаю, у вас в Москве с ума сходят по старине, прялка стояла как антураж, все равно унес бы кто-нибудь... У нас - в смысле у нашей фирмы. У нашей фирмы большие планы, большие возможности. Вот пригласили меня из моей Тулы филиалом руководить, кооператив "Посредник".
Она. Постойте, разве вы из Тулы?
Гость. Тула - это иносказательно. В том смысле, что не из Москвы. Прялка - это подарок. Прялку подарить - считается хорошая примета.
Она. Так вы - Виталий Петров? Муж вас по-другому описывал.
Гость. Я сильно изменился. Я за год вырос на тридцать сантиметров, стоило мне захотеть. Я всегда меняюсь, если захочу. Это может каждый. После паузы. Я тоже, честно говоря, потрясен. Никогда не мог подумать, что наш Андрюшка заберется в такую дыру на отшибе. Туда ли я попал? Я как втиснулся в автобус с трехзначным номером от конечной станции метро, так и задумался туда ли я еду? Чтобы мой Андрюшка... И квартирка, извините меня... Это вообще квартира Андрея Сидорова?
Она. Да. Я - Галина Сидорова.
Гость. Странно. Я прямо скажу - не верю, чтобы у Андрея была такая жена!
Она. Какая это?
Гость. Мало ли в этом городе Андреев Сидоровых, в конце концов.
Она. Мало ли в Туле Виталиев Петровых!
Гость. Я же не из Тулы!
Она. Я иносказательно. Вы должны быть маленьким, плюгавеньким и испуганно озираться в ожидании отцовского ремня.
Гость. Я же сказал - я умею меняться. Первый раз я изменился, когда поступил в институт и женился на первой жене. Второй раз когда бросил институт и снова женился. Тогда я жутко испугался, что через год я получу диплом и на всю жизнь стану инженером. Но этого удалось избежать, и с тех пор я перестал озираться и вырос на тридцать сантиметров... И что интересно, это может любой.
Она. А вы собираетесь меняться в третий раз?
Гость. Я всегда все говорю прямым текстом, и про себя и про других. И я прямо скажу - все эти годы я не забывал об Андрюше Сидорове. Андрюша - мой Андрюша, я хочу сказать, а не ваш, мне, видимо, неизвестный - он жил в центре, в пятикомнатной квартире с большими старинными окнами. Мамаша Андрюши Сидорова... ах, вы бы видели эту мамашу, она стояла в фиолетовом платье, тогда оно мне казалось страшно красивым... Она стояла у маленького "кабинетного" рояля и играла на скрипке! А за роялем сидела старшая сестра, а на флейте наяривала младшая. И все это, заметьте, в свободное от работы время, они, видите ли, музицировали! И все они пели разными там меццо и контральто, а Андрюша вел второй голос! Вы слышали, как Андрюша поет?
Она. Андрюша никогда не поет.
Гость. Вот видите! А какие в этой квартире устраивались детские праздники, елки. И ни один ребенок - заметьте, ни один - не уходил без памятного подарка! Вы будете смеяться, но я до сих пор храню выигранного в шарады солдатика и помню, как мамаша Андрея Сидорова заворачивала этот приз в серебряную бумагу!
Она. Она умерла.

После паузы.

Мама Андрея умерла, а квартиру мы с сестрами разменяли. А вот и муж идет, слышите стук лифта. Будет радостная встреча. Входит
Он. Они с Гостем смотрят друг на друга, потом обнимаются.
Гость (в замешательстве). Сколько лет, сколько зим... Сколько лет, сколько зим...

5

Ученик, Она и Гость.

Ученик (упорно). Сколько лет, сколько зим. Было сало, стало мыло. Стали колпак переколпаковывать, перевыколпаковывать.
Она. Мы познакомились, когда Андрей в университете учился.
Гость. Хорошо, наверное, учился?
Она. Очень хорошо.
Гость. Понятно.
Она. И вот попал в этот интернат по распределению, логопедом. Решил, знаешь ли, материал для диссертации собирать. Тему интересную нашел - влияние социальной среды на развитие речи, так, кажется.
Гость. Собрал материал?
Она. Ну, в общем, собирает.
Гость. Понятно.
Она. Ты не думай, он не всегда в таком настроении. Он обычно в хорошем настроении.
Гость. Слушай, ты же в роддоме работаешь, а своих нет. Ничего, я прямым текстом спрашиваю? Сапожник без сапог, что ли?
Она. Он не хочет. Он почему-то думает урод родится, мутант. Мол, радиация, химическое отравление, неестественная для человека среда. У нас тут мышь видели с двумя хвостами. А тараканы какие расползаются, когда на заводах дают перевыполнение плана! Просто ненаучная фантастика!
Гость. Понятно.
Она. Он еще насмотрелся этих детей у себя в интернате... Андрей все принимает близко к сердцу, он так устроен. Трудно ему с его бескорыстием, с его принципами...
Гость. Ты, Галина, молодец, до сих пор в мужа влюблена.

Пауза.

Слушай, а чего у вас газеты на полу лежат? Хочешь, я уберу? Неэстетично как-то...
Она. Циклевать полы собираемся. Уже пятый год, как квартиру получили.
Гость. Понятно.
Она. Андрюша говорит - надо сделать все как следует, когда будет возможность.
Гость. Понятно.
Она. А пока газеты положили. Но это пока.
Гость. Хорошие вы ребята, вы оба. Надо вам помочь. Улажу свои дела, займусь вами. Я, Галя, люблю помогать. И мне все всегда с удовольствием. Мне все помогают, меня любят люди, не могу пожаловаться.
Ученик. Им. Овладело. Беспокойство. Охота. К перемене мест. Души. Особенное, Свойство. Беспокойство. Свойство. С-с-с.

6

Она, Он, Гость. На столе бутылки вина, рюмки.

Она. Виталий, мне неудобно. Таскаешь нам еду сумками. Где берешь только. Нам неудобно, Виталий.
Гость. Это мне неудобно. Вторгся к вам, на два дня, называется. Я думал - временно, а эти жлобы сильно деловые подвели меня.

Пауза.

Временно - самое страшное дело. Они мне тоже говорят - потерпи временно, мы скоро займемся твоей жилплощадью. Будь, говорят, у тебя прописка... Временно - страшное дело, значит, так будет всегда. Что ж вы не пьете, ребята? Галь, наливаю еще тебе, не стесняйся.

Пауза.

Должен, должен я, ребята, сделать еще виток. Сейчас или никогда. Если я захочу, я все сумею. Ненавижу, когда сталкиваюсь с бескультурьем. Звали меня, умоляли - приезжай, возьми филиал в свои руки. Еду, и что? Сам должен заботиться о прописке, может, в махинации пускаться. Ты чего молчишь все время, Андрюша? Ты помнишь, какие утренники устраивала тебе мама на той квартире?
Она. Теперь все по-другому - он не пьет, а я могу, рюмку, другую. Раньше как было? Он выпьет чуть-чуть - и идет с женщинами танцевать. И как здорово танцует, раньше то есть! Еще выпьет - еще потанцует, и никогда со мной. Я сижу, смотрю, должен же кто-то на это любоваться. Скажешь, не было этого? Ты не путай меня. Я сама иногда забываю, что было, чего не было, чего я только боялась.
Гость. Культура - это великая сила.
Он. Послушай, у тебя бывает так - снится тебе место незнакомое, а ты вроде бы уже бывал там когда-то?
Гость. Я много где был. И прямо скажу - жить сейчас я согласен только в Москве. Это и будет мой третий виток. Третий, но не последний. Как же ты, Андрюша, позволил загнать себя в такую дыру, упустил мамашину квартиру?
Он. Сестра замуж вышла...
Гость. Хочешь сказать, зятек деловой попался, вроде меня? Но есть разница - я уважаю культуру и ненавижу жлобов. И вы не осудите меня, если я спрошу вас прямым текстом: нет ли у вас, ребята, какой-либо подружки, самой завалящей, с комнатенкой, чтоб мне туда прописаться? В таком случае фиктивный брак - дело самое честное. Никого не хочу обманывать, ни на чью жилплощадь не претендую, как, к примеру, тот ваш деловой зять. А за некоторое беспокойство заплачу - не бог весть что, но все же, скажем, три штуки...
Она. Извини, Виталий, но у Нас с Андрюшей и не может быть таких знакомых. Я медицинский работник, Андрюша педагог, работает над диссертацией. Ты мог этого еще не заметить, но мы вращаемся в совершенно ином кругу...
Он. Три штуки? Три тысячи рублей?
Гость. Культура - это все.

Он и Гость долго смотрят друг на друга.

7

Ученик.

Ученик (выговаривает слова чисто и хорошо). Но эти прежние забавы Достойны старых обезьян. Дремучих дедовских времен... Давно, усталый раб. Замыслил я побег. В обитель дивную. Трудов. И чистых нег. Было мыло, стало сало. Было сало, мыло стало.

8

Она, Гость, Ученик.

Она (растрепанная, заплаканная). Я знаю - старые фокусы. Разведемся фиктивно, купим дом, в доме заживем - а на уме: надоела! Надоела! Избавиться от меня задумал - не выйдет!
Гость. Галина, ты же умная, хорошая. Он снова потом на тебе женится...
Она. Женится, да на мне ли? Знаю, как это у вас! Ты вот знаешь, как мы поженились? Встречаемся, вижу, все реже... Там у них на курсе - просто выставка невест... и вот я взяла в руку четыре ампулы, с работы унесла... Если, говорю, ты меня бросишь... Он засмеялся... И я ампулы в рот, прямо в стекле, на зубах как захрустело! Я взаправду могу умереть ради Андрея, клянусь чем хочешь!
Гость. Ты молодец, Галина.
Она. Да чтоб я поверила, что Андрей на какие-то деньги мог польститься! Он ради них и не шевельнется! Он ненавидит само слово деньги. Он не так воспитан! Просто он решил расстаться со мной.
Гость. Мне нравится, что ты можешь так любить.

Пауза.

Я помогу вам, ребята. Андрею нужно встать на землю, залег, видите ли, в эту берлогу, живете как отщепенцы. Пусть покупает себе этот дом, нужно исполнять свои желания... Ну, будет у вас дача, хоть и далековато... А потом я вами займусь. Он классный логопед, хоть и без степени, вот как соседского парнишку отрегулировал. Да сколько в этой вашей Москве заикатых и косноязычных! Мои ребята приищут ему клиентуру, только пусть больше тридцати процентов им не отстегивает, а то они на ходу подметки рвут!
Она. Андрей никогда не берет денег с пациентов! Это же дети, больные дети!
Гость. Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым. Кто же из классиков сказал это?
Ученик (усердно). Как не любить родной Москвы... Как не любить родной Москвы...

9

Он, Она, Гость.

Он (берет прялку). Посмотри, это то, что нам нужно. Это подходит к нашему новому дому.
Она. Я все сделаю, как тебе хочется.
Он. Жалко, что Виталик не подарил нам тогда самовар. Нам нужен самовар. Вечерами мы будем сидеть и пить чай из трав.
Она. Я всегда делала, как тебе хочется. Даже когда мне бывало больно. Даже когда это вредило моему здоровью. Я сделаю для тебя все.
Он. Мы научимся собирать травы. Это тебе предстоит научиться. И наш ребенок будет бегать по зеленой траве и пить чистую воду. Подожди еще немного, и мы подумаем о ребенке.
Она. Я сделаю все, как ты хочешь. Я даже буду продолжать верить тебе.
Он. Мне снился дом. А сейчас мне предстоит увидеть его наяву, и я волнуюсь. Ты будешь счастлива, я обещаю тебе. Слова уже давно ничего не выражают, но ты скоро почувствуешь, как ты счастлива.

После паузы.

Представляешь, мы будем из окна глядеть на озеро... с той высоты, как веками смотрели из окна на землю наши предки, кто бы они ни были, земля была близкой, знакомой. А теперь выгляни с нашего четырнадцатого этажа... посмотри на этот серый, всегда грязный асфальт, на окружающие наш дом блочные человеческие соты. И вот вечерами в тесных, с низкими потолками, ячейках этих сот загораются электрические квадраты окон. И весь вечер синхронно копошится, забившись по этим ячейкам, весь этот человеческий улей чужих, ничем не связанных существ. Моются плохо очищенной водой из общей трубы с всегда неисправным и кранам и, сливают нечистоты в общую клоаку... И вот затихли, в улье темнота, завтра - рабочий лень, нам нужны силы. И вот ни свет ни заря начинается синхронное копошение, снова гудят краны, снова булькает канализация. И вот дети побежали в школу, где их ждут неврозы, гастрит и близорукость, малышей потащили в еще более вредные ясли и садики... А вот и мы - втискиваемся в автобус, чтобы не опоздать на работу. А вечером - весь ритуал сначала, и вот уже полжизни прошло. И слова тоже становятся ритуальными, вроде включения и выключения газовой плиты...
Она. Так все живут, кроме жуликов. Не в этом дело...
Он. Мы с тобой не будем так жить. Весь этот кавардак с фиктивным разводом и фиктивным браком расхлебает Виталик. А я еду за новым домом. За новой жизнью, которую начать мы можем только вместе...

Обнявшись, они танцуют под магнитофон, заботливо включенный Гостем. Гость глядит на них одобрительно.

Гость. С жалких трех штук как парень раздухарился! Потанцуйте, ребята. А я газеты с пола пока уберу. Хоть я и временно тут живу, а все-таки так некультурно. Жизнь - она каждую минуту проходит, вот сейчас. Так пусть она проходит красиво и хорошо.

10

Она, Гость.

Гость. Дела мои здесь идут сверх ожидания. "Посредник" наш процветает, а все потому, что мне среди людей хорошо. Людей с людьми сводим! Кому продать, а кому и купить. Кому одолжить, а кому долг помочь вернуть. Кого защитить, а кому, говоря откровенно, и по морде дать. Но я стараюсь, чтобы все было хорошо. Очень стараюсь.
Она. Уже месяц, как уехал Андрюша.
Гость. С первой женой жил прекрасно, расстались друзьями. До сих пор звонит, советуется.
Она. Уже месяц и два дня, как уехал Андрюша.
Гость. Со второй женой жил еще лучше, и снова женился по любви. Хотя откровенно тебе скажу - разницы нет. Любовь не сама по себе существует, она не в ней, а в тебе самом. Ты не ее любишь, а что-то в самом себе - в сердце, в мозгу ли - где ты о ней думаешь. И продолжаешь думать. А она уже не она, была тоненькая и беленькая, нежная, а сейчас сорок восьмой размер в лучшем случае, и перманент крашеный, и взгляд жесткий, и ладони такие же! Ты живешь, по сути дела, с незнакомкой, как если бы ты с улицы привел. И ничто вас не связывает, кроме там где-то - то ли в сердце, то ли в мозгу - памяти о твоем чувстве. Чувстве к человеку, которого уже нет...
Она. Уже полтора месяца, как он уехал.
Гость. Поэтому я так считаю - жить можно с кем угодно, потому что в конечном итоге разницы нет. Но жить надо по-доброму, помогать друг другу, все делать. Как же быстро все катится куда-то! У меня сыну уже пятнадцать, от первой жены. Хороший парень, я ему помогаю. Но чужой! Я не следил, как он рос, все время торопили, тяготились, обуза все-таки, хотя ну все для него делали. И вот словно и не было никогда у меня ребенка. Большой парень, хороший, но сам по себе. Эх, был бы у меня сейчас маленький сыночек, я б каждую минутку замечал. Смотрел бы, как он ползает, улыбается, лепечет. Времечко бы у меня медленно-медленно поехало.

11

Он, Она, Гость.

Он. Зачем ты сделала здесь ремонт, мы же уезжаем.
Она. Это не я.
Он. Молодец, Виталик. Тем более - тебе здесь жить. Мы уезжаем с Галиной насовсем, а ты оставайся здесь.
Она. Сколько можно лет жить с газетами на полу?
Он. Тебе здесь жить, Виталик.
Гость. Ты все понял, что ли?
Он. Да, наконец я понял, что мне нужно. Галя, собирай все необходимое для жизни в нашем доме на первых порах.

Подходит к шкафу, роется в ее платьях.

Это не нужно... Это не годится... Все произошло с невероятной легкостью, впервые в моей жизни. Вся эта волокита, оформление бумаг... Все удавалось необыкновенно! Все шли навстречу, все старались мне помочь. А за дом запросили даже дешевле, чем я предполагал... Так что, видишь, Виталик: твои деньги мне впрок пошли, спасибо тебе.
Гость (с неловкостью). Старик...
Он. Откуда у тебя столько новых платьев? И, главное, ни одно не годится для нашей новой жизни.

После паузы.

Но если бы вы знали, что со мной было, когда я увидел дом! Ведь это был тот самый, что я видел все время во сне! И озеро - точь-в-точь, и мостки, и кудрявое дерево - я еще все названия не мог вспомнить. Во сне оно мне приснилось, а наяву я забыл.
Гость (откашливаясь). Это повсюду одно и то же - озеро, дом, мостки, деревья.
Он. Я купил мой сон за тысячу семьсот рублей. Ты плачешь, Галя? Но теперь-то все хорошо! Обещаю тебе - не пройдет и девяти месяцев, как наш ребенок будет играть на зеленом лугу у наших окон. Самое интересное, что многие сейчас покупают дома в деревне. Берут и покупают... А я, Галя, уже поставил для тебя в угол нашу прялку. И самовар мне принесли два соседских деда. Настоящий самовар, мы будем топить его шишками, душистыми сосновыми шишками...

Пауза.

Все-таки удивительно, когда ты успела все это себе накупить.
Она (совершенно спокойно). Я вовсе не плачу. Мне очень легко и хорошо.
Гость. Старик... Ты не думай... Дружба для меня дело номер один. Фортуна, короче говоря.

Он взглядывает на Гостя. И швыряет ее платья на пол, топчет их.

Тише! Не ты покупал.
Она. Не веришь, да, Андрюша? Как это я могу тебя разлюбить? Я гонялась за тобой, я травилась ради тебя, я подслушивала твои разговоры, унижалась - а вдруг ты бросишь меня, месяц ясный.
Он. Галя, это не ты.
Она. И что за любовь это была, за проклятое мучение? И почему мне без нее так хорошо? Ты любишь человека, он умен и хорош. И вот ты уже не знаешь, умен ли, хорош ли, а любишь и любишь, как головой об стенку бьешься.
Он. Невозможно было здесь жить. Там будет все по-другому. Ты не пожалеешь.
Она. Вот они, слова, ничего не выражающие, вроде твоих скороговорок... А правда в том, что эта моя нескончаемая, неистребимая любовь была, да и вышла вся - от жизни с тобой в этой ужасной, по-твоему, квартире, на этой дымной улице, в ненавистном тебе городе. Ведь это и была наша с тобой жизнь, одна-единственная, как вообще жизнь бывает только одна, куда бы ты ни поехал.
Он. Галя!

ОнА впервые встает. У нее огромный, неправдоподобно раздутый живот.

Боже! Но ведь меня три месяца только не было! Когда же вы успели?!
Она (хладнокровно). Ты же сам знаешь, что на нашей улице два завода. Они борются с показухой и наконец близки к настоящему перевыполнению плана. И, пока ты покупал свой лом, они внедрили новую технологию. Наконец квартальный план перевыполнен!
Гость (любовно поглаживая ее живот). Ничего, родится мутант, будем воспитывать мутанта. Хочу ребеночка, маленького, буду его нянчить, тетешкать. Нам мутанты нужны!
Она. А ты гони зажиленные у Виталика три тысячи. Фиктивный брак не состоялся!

Он в доме у озера.

Он. Я купил свой сон за... Нет, не хочу больше говорить про деньги, да и в деньгах ли тут дело. Вот он, мой дом. Он точно такой, как я мечтал. Правда, в нем ничего нет, кроме прялки, она так и стоит в углу. У меня ничего нет, кроме этой прялки. Странное, сладко пахнущее дерево, и странные темные знаки на скрипучем ее колесе. Кто крутил его когда-то, что за пряжу сматывал, что за песни напевал? Мне кажется, если постараться, я могу вспомнить это или попытаться увидеть во сне. Но сейчас я слишком устаю к вечеру, сплю без сновидений. Времени нет. Надо жить-поживать, добра наживать.
Мальчик (появляется, бормочет косноязычно). Жить-поживать...
Он. Кто здесь?
Мальчик (так же). Я на лодочке приплыл. Вон бабкин дом, там, за банькой.
Он. А где твои родители?
Мальчик. Сначала мы все вместе жили, в совхозе на усадьбе. Потом... У папы теперь некрасивая тетя Машка, и они уехали на юг, там море. А мама - она красивая - уехала со страшным Пашкой. Они на север уехали, там тоже, оказывается, море.
Он. Ну-ка, открой рот... Видишь, и язык на месте, и небо нормальное, и зубов достаточно... Что ж ты так плохо слова говоришь?
Мальчик. А чего их говорить?
Он. Ну-ка, смотри на меня, повторяй четко, как я: жить-поживать, добра наживать...

Повторяют вместе.


Огнем и свистом

Действующие лица:

Надежда Сидорова
Приезжий
Эй
Ий
Переводчик
Гости


Изба-читальня в селении, затерянном в горах. Казенная обстановка. Всюду - лозунги и плакаты. На видном месте - большой портрет черноволосой женщины в пиджаке с орденскими планками. Отдельные "экзотические" предметы - самодельный чадящий светильник, в углу - украшенная бусами прялка, у портрета - букет фантастических красных цветов.

Надежда Сидорова - на своем рабочем месте. Эй - местная девушка из племени дайхоров, задрапирована в платок.


Эй (читает вслух, монотонно, без интонаций). Дорогая товарищ Сидорова! Нет, попросту - милая наша Надя, как прозывают тебя в нашем народе. Не хочется сегодня казенных слов. От самого-самого сердца поздравляю тебя с десятилетием твоей славной работы.
Надежда. Ты лучше стала читать. Ты работаешь над собой.
Эй. Дикое селение превращено в настоящий очаг культуры. Вместо убогой молельни - новая библиотека, где тобой собрано все, что может сделать человека по-настоящему культурным. Пали вековые предрассудки, уничтожены зловещие табу. Когда-то дайхор ползал по земле, выкапывая грязные корешки, нынче он работает на уникальных полях красного подсолнечника. Когда-то он не мог писать, не мог читать, не умел даже разговаривать, нынче же он, культурный и счастливый, сидит в избе-читальне у нашей Надюши. А ведь ты была еще и учительницей, и медсестрой, и вела еще общественную работу!

В продолжение чтения телеграммы Надежда встает и начинает что-то искать, все более и более нетерпеливо.

(Продолжая читать, следит за ней)....И нынче, ровно через десять лет, как ты, совсем молоденькая, приехала в наш древний край, хочется поздравить тебя просто и от всей души, как женщина женщину. Извини, что не смогла приехать именно сегодня. Приеду на днях, вместе с новым учителем. Знаю и очень тронута, что в твоей библиотеке висит мой портрет. Но правильнее, чтобы в ней был портрет товарища Надежды Сидоровой, настоящего просветителя земли дайхоров...
Надежда (рассеянно, продолжая поиски). Новый учитель? Очень странно. Не было речи о новом учителе.

Смотрит на Эй.

Ты... ничего не прятала?
Эй. Ничего?
Надежда. Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Не знаю, зачем прятать, что ты этим хочешь сказать. Там, откуда я приехала, многие женщины курят.
Эй. Говорят, раньше вы не делали этого.
Надежда. Говорят? Интересно, кто мог говорить. Когда я сюда приехала, здесь никто ни о чем не мог говорить. Вместо нормального словесного общения существовал примитивный, крайне бедный язык свиста. Вы пересвистывались, как какие-нибудь суслики, ты должна помнить это.

Эй достает из-за портрета спрятанную курительную трубку, молча протягивает Надежде.

Смешная ты девочка. Не знаешь, что во всем мире женщины курят табак. Ничего ты не знаешь.

Закуривает .

А это даже не табак! Просто холодно, хочется согреться. Дым как-то успокаивает. Не знаю, что ты видишь в этом плохого.

Пауза.

Конечно, женщина с трубкой - зрелище не слишком привлекательное. Но зрителей нет, верно ведь, и не все ли равно?

Пауза.

(Постепенно успокаивается). В сущности, все десять лет не было ни одного зрителя... Послушай, ну что ты молчишь? И про какого учителя пишет Майя Аггеевна? Была же договоренность, что учительницей здесь станешь ты. Мы выдвигаем местные кадры. Ты - мой местный кадр. Я подготовила тебя.

Пауза.

Тем более, новый учитель не знает здешних условий. А мы с тобой знаем. Майя Аггеевна мне не сможет отказать. Только одно - неужели мне послышалось вчера? Лучше признайся. Когда мне говорят правду, я согласна простить все.

Эй стоит, потупившись.

Ну-ну, не расстраивайся. Мне, наверное, послышалось, что ты вчера свистела. Ты ведь мне обещала больше никогда не свистеть. Пойми - так вы разговаривали давно, тогда вы жили в этих утлых хижинах на курьих ножках. Электричества не было, языка не было, почты не было, плантаций красного подсолнечника не было... А теперь все есть, а если электричество все время отключают, то это временные трудности.

Пауза.

Когда, кстати, телеграмму принесли? Я что-то почтальоншу и не видела сегодня.
Эй. Она торопилась. Сегодня ее мать отвезли в интернат.
Надежда. Наконец-то. Нелегко было добиться этого. Старая, больная женщина, а жила в тяжелых, антисанитарных условиях. Я знаю, ты скажешь, многие здесь так живут. Но ведь я, к примеру, призвана бороться с такими фактами! А бедная старуха уже перестала принимать пищу, как это принято у вас с вашими варварскими пережитками. Надо было спасать старого человека. И что она видела за свою жизнь? Хоть напоследок - в чистоте, в тепле. А у вас раньше как: не можешь прокормиться сам надо умереть, а не быть в тягость другим. Ты скажешь о древних установлениях, об "узелковых заповедях". А я снова скажу тебе - дикость! И я не потерплю, чтобы ты, будущая учительница, копошилась в этих погремушках, будто эти узелочки и бусинки имеют какой-то смысл. Не потерплю!

Молчание.

Когда долго не куришь... Я ведь три дня не курила, верно? Ну, хорошо, два дня... Дым не просто согревает, но, знаешь, даже мысли как-то мешаются. И я не хотела тебя обидеть. Пусть эти бусы висят себе на прялке, даже колоритно. Вреда от них нет. Но знаешь, мне неприятно, когда ты в этом платке, п этой юбке, это ведь вещи твоей матери, верно? И когда ты вот так, закутавшись, сидишь у этой никому не нужной прялки, перебираешь эти бусы... Твоя мать вот тоже так сидела, так же задумавшись... а потом произошел этот несчастный случай. И тоже я собиралась сделать ее учительницей, создать местный кадр.

Молчание.

Не думай об этом... Я хочу, чтобы ты была счастлива. Как преобразилась жизнь за эти десять лет. Ты, наверное, помнишь, кок здесь было шумно. Шум и гам - это прямо испугало меня тогда. И плачут и кричат дети - дикое количество детей, домишки утлые, на этих никчемных сваях, ну прямо избушки на курьих ножках, и дети так и кишат, казалось, они прямо на глазах плодятся, точно клетки под микроскопом... Когда мы поедем ко мне в гости, я покажу тебе микроскоп... И еще свист. Шум, гам и свист, этот ваш, так называемый язык свиста. Будто неясно, что люди должны разговаривать словами, а не какими-то подозрительными сигналами. И вот зато теперь - тихо. Все заняты делом. Все, кто остались... Впрочем, что это я говорю, мысли так и мешаются...

Кладет голову на руки, задремывает.

Появляется Ий, подросток-дайхор.

Ий (совершенно буднично). Пожар. Пожар у почтальонши. Она успела разнести почту.

Эй озирается, убеждается, что Надежда по-прежнему дремлет и, глядя на Ия, тихо свистит.

Успела разнести газеты, журналы, отложила это дело, пожалела, что люди прессу не получат. Повышается сознательность у нашего человека. И вот разом сгорели - и она и ее мать. Как раз машина приехала, чтоб старуху в интернат. Машина и увезла все, что осталось. Возможно, врачи попробуют бороться. Если машина, конечно, доедет.

Эй снова свистит.

Не боишься, товарищ Сидорова услышит тебя?

Пауза.

(Смотрит на Надежду.) Она опять курила?

Эй свистит.

Я не хочу, я все забыл? Плохо, что она опять курила. Ты что, хочешь, чтобы она умерла? Что тогда с нами будет? И отвечай нормально, человеческим языком. Я просто все забыл и не хочу вспоминать.
Эй. Это наш язык, наш и больше ничей. Нас осталось мало, и ты должен...
Ий. Я ничего не должен! Я хочу нормально читать и писать. Я хочу поехать учиться. Сегодня я должен свистеть вместе с вами и считать узелки, а завтра мне велят облиться соляркой и сжечь себя... Мне нравится тот язык, на котором говорит товарищ Надежда. Мне нравится, что на нем говорит такое множество людей.
Эй. Здесь тоже было много людей раньше.

Пауза. Перебирает бусы, "считывая" древнее узелковое письмо.

...Тогда Великий Дух свистнул первый раз, и этот свист был ужасен и потрясающ. Оглохли слабые духом, онемели лживые, упали бесчестные. И тем, кто устоял, стал ведом смысл дальнейших речей. Будь горд - и молчи, сказал Великий Дух. Будь кроток - и молчи. Будь смел - и молчи. И если надо умереть - умри с честью, но без печали... Три волоска из черной бороды своей подарил Великий Дух дайхорам, и, пока летели волоски с неба, запутались они во многие узелки и переплетения...
Ий (кричит). Я хочу обратно в интернат! Зачем ты меня забрала из интерната! Там хорошо, гораздо лучше, чем здесь, большие комнаты, много людей. Я говорю, как все, читаю, как все, я такой же, как все! Послушай, как я читаю! Вот: "И если это так, а это именно так, то вера в существование высшей силы является классовым пережитком". Майя Аггеевна поможет мне учиться дальше, она обещала.
Надежда (приподнимает голову; говорит как по-писаному, видимо, давно обдуманное). Дорогая сестра Ляля! Дорогой брат Андрей! Мне уже с трудом верится, что вы есть на свете. С тех пор, как я отказалась от наследства после мамочкиной кончины, мы уже не переписываемся. И правда, что нас связывает? Нас, сестер и брата, самых родных друг другу людей?
Эй (вполголоса). Как выкурит больше двух трубок, принимается сочинять письмо родным. Будто для этого и курит...
Ий. Как ты ненавидишь ее. Как ты хочешь, чтобы она скорее умерла. Почему вы, дайхоры, так любите смерть? Вот видишь, что в книге написано: "Воля к жизни, любовь к нашей счастливой жизни характерны для нашего общества". Я люблю наше общество.
Эй. Мы, дайхоры. Мы.
Надежда. Так знайте же, дорогие Ляля и Андрюша: я ни капли не жалею, что уехала сюда. Сегодня десять лет моей славной работы. Сколько пользы я принесла! Как любят меня местные жители! Пока вы сидите в своих блочных клетушках, на которые вы разменяли - вот уж действительно разменяли - волшебное королевство нашего детства... Кто - милая ли невестка, очаровательный ли наш зять, кто заставляет своих бездарных детей мучить хромыми гаммами бабушкин кабинетный рояль? Верно, продали рояль, поделили денежки детишкам на молочишко. Не сомневаюсь, что вы наплодили целую кучу детей, где уж вам помнить обо мне, вся любовь ушла в собственную семью, в свой собственный кургузенький домок. Целая куча детей, зятьев, невесток, любовников и любовниц у сестренки Ляльки и братишки Андрюшки. Да я, если бы захотела, могла завести здесь себе настоящий гарем. Гарем из мужчин - можно ли так сказать? Я ведь живу здесь, окруженная любовью, и даже не вспоминаю о вас. Я здесь - точно какая-то языческая царица, почти божество! Но я предпочитаю гореть на работе, все для людей, как нас учили родители.
Эй (встретив взгляд Надежды). Еще один пожар. Почтальонша сгорела, ее мать сгорела. Обе умерли. Зря вы договаривались насчет старухи.
Надежда. Какое несчастье! Несчастный случай. Надо бороться за культуру обращения с огнем.

Роняет голову, засыпает.

Ий. Я люблю наше общество! Я хочу в интернат, поскорее снова в интернат.
Надежда (к Эй, озабоченно). Пойди переоденься. Я требую, чтобы ты переоделась, и твой брат тоже. Не забудь, я хочу тебя представить ему как учительницу, а тут ты в таком виде. Постой. Знаешь... только тебе я могу сказать - я волнуюсь. Я так давно не видела ни одного мужчины. Ты же понимаешь - здешние мужчины не для меня. Все время будешь бояться, что он засвистит в самый неподходящий момент. А этот новый учитель, говорят, очень интересен... Хочется быть белой женщиной. Я волнуюсь. Знаешь, там, где я жила когда-то, я бы ни одной подруге не призналась бы, как неуверенно я себя чувствую. Мамочка бы сказала, что я здесь опустилась... Хотя лично я чувствую себя в форме. Видишь, у меня нет тайн от тебя, может, и напрасно. Или сделать две-три затяжки - для бодрости, и голова перестанет кружиться? Нет, я знаю, ты спрятала мою трубку. Ты все-таки любишь меня...

Появляется Приезжий, молод и элегантен.

Приезжий. Товарищ Сидорова! Та самая товарищ СИДОРОВА! Неужели я вижу вас во плоти?
Надежда (смущена). Где же Майя Аггеевна? Почему вы один?
Приезжий. Один, что поделаешь.

Рассматривает ее в упор.

Значит, вот вы какая.
Надежда. Не смотрите так. Я чувствую себя такой усталой, такой старой... рядом с вами.
Приезжий. О, для меня у вас нет возраста. Впрочем... Сколько вам лет?
Надежда. Мне тридцать один. Может быть, выгляжу чуть старше, это климат. Вы еще познакомитесь на своей шкуре с этим климатом. Но, простите, какое же значение...
Приезжий. Так молода! И столько сделала! Скажите, это ведь вы запретили язык свиста и узелковое письмо, эти дремучие пережитки каменного века? Вы научили жителей читать и разговаривать на нормальном человеческом языке? Настоящее подвижничество!
Надежда. Одной бы мне не удалось... Мне покровительствовала Майя Аггеевна! Кстати, почему она не приехала, как обещала?
Приезжий. Покровительство Майи Аггеевны - вещь замечательная. Сразу замечаешь этого человека, этого счастливца, кому она помогает. Скажите, а массовая отправка детей и стариков в интернаты... эта гуманная идея вправду ваша?
Надежда. Вот этим я горжусь. Здесь тяжелый климат. Когда разливается река, возможны наводнения. Старикам и детям лучше жить в нормальных условиях.
Приезжий. Слышал, слышал и о наводнении... Но это после. Дорогая товарищ Сидорова, как много удалось вам сделать на посту обычного библиотекаря...
Надежда. Вы обращаетесь ко мне так официально... Но я же говорю - это поддержка Майи Аггеевны... Но отчего же она не приехала? Совещание, пленум?

Входят Эй и Ий, оба одеты современно и модно. Неловкое молчание. Приезжий рассматривает их.

Приезжий. О, Майя Аггеевна была бы в восторге.
Надежда. Познакомьтесь - это Индустрий Секретарев.
Приезжий. Какое странное имя!
Надежда. А это - Индустрия Секретарева. Я надеюсь, она сможет быть хорошей учительницей младших классов.
Приезжий. Какие странные имена! Неужели это что-то национально-дайхорское?
Надежда (помолчав). Родители меня учили - если ответ затруднителен, тут и нужно говорить правду. История с именами жителей этого селения очень неприятна. Вы же знаете, что еще пятнадцать лет назад здесь вообще никто не разговаривал. Они объяснялись на так называемом языке свиста. И да же имен у них не было, какие-то нечеловеческие звуки вместо имени. Нужно было что-то делать: И вот приехал секретарь из райцентра, к несчастью, пьяный. И вот он всю деревню записал Индустриями, а фамилию образовал в свою честь - Секретаревы. Раньше, мол, попы крестили туземное население, записывали Поповыми, а нынче пусть будут Секретаревы. Так и осталось навсегда...
Приезжий. Да... скажите, и часто у вас здесь случаются пожары? Говорят, недавно две женщины сгорели?

Пауза.

Ответ затруднителен, как выражались ваши уважаемые родители?
Надежда (вяло). Несчастный случай...
Приезжий. А что произошло с последней учительницей младших, классов? Удивительно, как часто у вас меняются учителя младших классов.
Надежда. Где Майя Аггеевна?
Приезжий. Боюсь, она не сможет приехать.

После паузы.

Происки врагов... интриги... У столь выдающихся людей всегда есть враги.
Надежда. Спасибо... Очень приятно было познакомиться... Я немного прогуляюсь... Надо ввести вас в курс ваших обязанностей по школе...

Выходит.

Ий (читает книгу, повторяет вслух). "Если это так, а это именно так, нравственное совершенствование строителя нового общества открывает большие перспективы"...

Уходит.

Приезжий (не глядя на Эй). Уж не курит ли уважаемая товарищ Сидорова листья красного подсолнечника?

Долгая пауза.

Приезжий пристально смотрит на Эй, та, избегая глядеть на него, отворачивается. Тогда Приезжий хватает ее, силой поворачивает к себе и, глядя в лицо, свистит.
Эй (падает на колени). Прости меня! Прости меня!

Приезжий свистит.

Я не смею смотреть на тебя... Не смею говорить с тобой на нашем языке. Ведь он умер, наш ребеночек... Как умирают наши дети там, внизу, в этом новом интернате...
Приезжий. О, я знаю это.
Эй. И я не знаю... я даже не знаю, кто же это был - мальчик или девочка. "Лучше, если ты его не увидишь, ты ведь все равно не будешь его воспитывать", сказала мне она. "Его воспитает государство. Ты не смогла воспитать самое себя" - вот что она мне сказала. Ведь мне было всего тринадцать лет... А по их законам нельзя иметь детей, когда так еще молод...
Приезжий. Я помню.

Пауза.


Эй. Ты все помнишь, я знаю... Робко касается его плеча.
Приезжий. Мне неприятно, когда твоя рука касается меня.
Эй. Я скучала по тебе...
Приезжий. Стыдливость - главное достоинство женщины, ты забыла это. Посмотри на себя, во что ты превратилась.

Пауза.

Я помню все... Наши легкие дома на сваях - им не страшны бывали наводнения... Толпы веселых, спокойных людей, им не приходилось гнуть спину на плантациях красного цветка. Ведь прямо указано в древних узелках - не бери от земли больше, чем она сама хочет дать тебе... И дети. В каждом домике на сваях - куча детишек. О, дайхоры плодились, как кролики... Спроси свою хозяйку - где дети нашего селения?
Эй. Мне страшно...

После паузы.

Послушай... но ведь она не одна... Она хотела как лучше для нас.
Приезжий (берет с прялки свяжу бус, "читает"). Великий Дух свистнул еще раз. И возрадовались добрые и праведные, и затрепетали виновные. И, сжалившись. Дух окончил свой великий свист, и виновные засмеялись. Пусть будет так, но придет день, и зло исчезнет с лица земли, и горе тем, кто смеялся...

Кладет бусы.

Да, она не одна. Но черед дойдет до всех. А сейчас ты поможешь мне, и тогда я прощу тебя. Я слышал, что ты тоже ничего не забыла и ненавидишь ее...
Эй. Кто сказал тебе это? Она добра ко мне.
Приезжий. Я же сказал - я знаю все. Может, мне просвистел об этом ветер, может, серые стрижи или черные ласточки... О, бедный наш, древний, святой язык свиста... Ты ненавидишь ее, известно, что это ты научила ее курить... Ты сама готовишь ей трубки.
Эй. Я никогда не курила!
Приезжий. Ты молодец, мне так и сказали... А она курит, и ты набиваешь ей трубки, и ни слова не говоришь ей о том, что бывает, когда куришь красный цветок...
Эй. Она бы и не поверила... Она не верит ничему, что написано в наших узелках.
Приезжий. Но ведь ты и не говорила ей, верно?
Эй. Она... так тосковала по дому... я думала, ей поможет это... если две-три затяжки... Но я не хотела... Я думала, что белокурые люди из долины не боятся красного цветка.
Приезжий. Люди есть люди, всегда одни и те же. Чего ты боишься? Она все равно обречена. Но нужно, чтобы это произошло быстро. Тогда на ее место пошлют того человека, который мне нужен... Ты же часто сама готовишь ей трубки! А так она будет умирать медленно... Да, в сущности, вся наша жизнь - умирание, более или менее быстрое. Это записано в наших узелках...
Надежда (появляется; отрешенно). Дорогие Андрюша и Ляля! Милые братишка и сестренка. Помните ли вы тот день, когда я решила не оставаться на кафедре, а ехать работать, по-настоящему приносить пользу людям. Мама была слаба, но прошептала, что гордится мной... Нет, это было позже, через несколько лет... А тогда, десять лет назад, вы промолчали, не стали отговаривать меня. О, поняла наконец, Андрюша собирался жениться... и невеста медсестра ненавидела нас, твоих сестер... И ты, Ляля... у тебя был свой резон промолчать... Все так обычно - приходит в лом человек, ухаживает за старшей сестрой, а женится на младшей... Это бывает. Так помните ли вы этот день, день нашего последнего семейного совета? И если щемит у вас порой сердце о старшей сестре, старой леве, нелепой неудачнице, отличнице... Не надо! У меня все хорошо! Я не прозябала эти десять лет. Главное не прозябать, не жить, как все, это унизительно. И я достигла этого. Я работала не покладая рук, я учила, лечила, помогала людям, простым и искренним, как сама природа... Майя Аггеевна говорила, что в краеведческом музее мой портрет повесят рядом с Пржевальским и Семеновым-Тян-Шанским... Но я не думаю об этом. Я помню, как мне говорили родители: скромность - это все...
Приезжий. Все очень просто - ты знаешь, как набить трубку, чтобы это произошло быстро... И тогда я прощу тебя. И мы будем разговаривать на нашем языке, и у нас будут дети, и я разрешу тебе касаться меня, обнимать...
Ий (входит с книжкой). Ничего не могло случиться с Майей Аггеевной. Она обещала помочь мне уехать учиться. Если это так, а это именно так. Благодаря классовому подходу вырабатывается чуткость и четкость. Новое отношение человека к труду и отдыху приведет к ускоренному строительству нового общества. Я люблю новое общество. Я хочу в интернат.

Эй и Ий.

Эй. Я спрятала все трубки. Я спрятала красные цветы. Правда, она может пойти на поле и нарвать. Но, возможно, она постесняется...
Ий. Не втравливай меня ни во что.
Эй. Ты мой брат. Ты должен знать обо всем. Никто больше не узнает.
Ий. Я должен знать школьную программу! Усвоить знания в объеме средней школы. Мне трудно готовиться в таких условиях.
Эй. У тебя часто менялись учителя. Все время умирали учителя. Срывалась подготовка местных кадров.
Ий (рассеянно). Кадры решают все... Я не помню, кто это сказал! Я не помню, надо ли это учить.
Эй. Я так и не стала учительницей.
Ий (в тоске). Я не хочу ни о чем знать!
Эй (берет бусы). Будь горд - и молчи. Будь кроток - и молчи. Будь смел - и молчи. Два блага я, Великий Дух дайхоров, даю своему народу: особый, никому не понятный язык и свободу умереть по желанию. Умереть, но не быть униженным. Ибо когда я, Великий Дух дайхоров, свистну великим свистом в третий раз, униженные упадут и не поднимутся больше...
Ий (затыкает уши). Распорядок дня школьника: подъем - семь часов, зарядка, желателен душ. После завтрака учащиеся во вторую смену могут приступить к выполнению домашних заданий. В интернате задавали домашние задания. Я люблю домашние задания...

Убегает.

Эй (с бусами в руках). Человек всегда знает, как поступать ему. Дорога жизни пряма, она одна, единственная. Горе колеблющимся, горе уклоняющимся. Им не принадлежит дорога жизни, и нету у них другой... Вот, на самом кончике этих святых переплетений я вяжу узелок, здесь сообщаю я причину своего ухода. И некому мне сказать это, кроме изображения ненавистной всем дайхорам женщины. Прощай, Майя Аггеевна. Прощаюсь с тобой на чужом языке, называю тебя не принадлежащим тебе, придуманным именем. Это достойно тебя... Но что достойно меня. Индустрии Секретаревой, несчастной Эй? Брошен ребенок, потеряна любовь, предан друг... Мой единственный друг, чужая здесь всем Надежда, я больше не причиню тебе зла... Что достойно теперь меня? Что? И знают ли это древние узелки?

Оглядывает комнату, уходит, унося плошку со светильником.

Темнота. Вдруг вспыхивает яркий электрический свет. Слышен смех. Входят Приезжий и Надежда.

Надежда. Как вы остроумны. Не верится, что вы получили образование здесь, в областном центре.
Приезжий. Я учился в Ленинграде.
Надежда. Но правда же? Я же чувствую - что-то совсем особенное. Видимо, материал для диссертации собираете?
Приезжий. Не скрою, у меня большие планы.
Надежда. Ах, у меня когда-то тоже были большие надежды! Заела рутина. Впрочем, чувствуется, вы из другого теста. Вы знаете, чего хотите.
Приезжий. У меня всегда получалось то, что я хотел, во всяком случае, в последние годы.
Надежда. Видимо, это были счастливые голы...
Приезжий. О, необычайно. Вы что-то ищите?
Надежда. Куда-то запропастилась моя дорогая Индустрия. Вы не представляете себе, что это за человек. А как она умна! Видимо, вы не познакомились с ней, она чрезмерно застенчива.
Приезжий. Стыдливость - главное украшение женщины. Так, кажется, написано в этих узелках.
Надежда. Вы верите, что там действительно скрыто какое-то содержание? Но где же она, действительно? Ах, что за редкий человек... Впрочем, это я уже говорила.
Приезжий. Думаю, она скоро придет. Наверное, набивает вам трубку.
Надежда (в замешательстве). В самом деле? Да, смешно скрывать от вас эту смешную привычку. Приучилась здесь курить листья этого красного подсолнечника. Это наша основная техническая культура, произрастает только здесь... Дает ценные масла, другое важное сырье... Невинная, в сущности, привычка, как к здешнему чаю из айвовых листьев.
Приезжий. А правда ли, что работать на плантациях красного цветка опасно? Правда ли, что после года работы там наступает бесплодие у женщин? Говорят, что красный цветок в древних установлениях запрещается выращивать.
Надежда. Как это вы говорите - красный цветок, как дайхор. Они упорно так называют этот редкий вид подсолнечника. Сразу видно, вы всерьез настроились изучать местный колорит.
Приезжий. Местный колорит - моя слабость.
Надежда. Скажите... только честно... Я кажусь вам очень неинтересной? Я бы никогда не задала мужчине такой вопрос. О, я застенчива... От природы, и даже когда была моложе, чем сейчас, привлекательнее... И тут еще воспитание... Принципы - прежде всего... Так и прожила лучшие годы... Но я давно не курила, и мысли мешаются, это дает мне смелость, вроде - я уже не я. Так вот, лучшие годы... да, уже прошли, нечего себя обманывать... И не было рядом ни одного мужчины для белой женщины... ну это грубо звучит... но в сущности... Я жизнь отдала идее интернационализма... Но, согласитесь, это может оттолкнуть - когда мужчина свистит, как суслик... или, как все они здесь, тайно верит в Великого Духа дайхоров... Только ответьте честно. Вот вы, такой невыразимо притягательный... боже, что я говорю! Ну ладно... И к тому же моложе меня, человек из какой-то другой жизни, которая шла там пока я здесь надрывалась на пользу обществу... Что можете думать обо мне, как смотреть на меня! Существую ли я для вас как о, боже мой! Как это неприлично звучит, но я ничего плохого не имею в виду... Существую ли я для вас как женщина? Я сразу почувствовала...

Пауза.

Он с интересом следит за ней.

И вот представляется мне... Предположим, какой-то зал, там люди, а я выхожу в центр в длинном платье и читаю стихи, хорошие стихи, и мне аплодируют... У меня, знаете ли, сестра младшая, актриса и красавица... Я никогда никому не завидую, завидовать стыдно. Но сейчас, когда я смотрю на вас, мне хочется быть ею...

Тянется к нему. Он смотрит на нее в упор, затем свистит. Пауза.

Теперь я тебя узнала.
Приезжий (любезно кланяется). Индустрий Секретарев, к вашим услугам. Один из многочисленных некогда Индустриев Секретаревых, населявших эту деревню.
Надежда (глухо). Как ты изменился.
Приезжий. О, я изменился... С тех пор, как в четырнадцать лет в одиночку перешел перевал и спустился через лес в долину, хоронясь, как дикий зверь, чтобы меня не запихнули в казенную машину и не отправили в интернат. И я - вместе со своей родиной оставил две заповеди Великого Духа дайхоров - жить достойно или умереть достойно. Я решил просто жить. И жить хорошо. И все отпущенные мне древние, сохраненные предками силы были при мне. И я на самом деле учился в Ленинграде. И у меня действительно большие планы...
Надежда. Твой ребенок...
Приезжий. Я знаю, мой ребенок умер, как и многие другие. И я не буду узнавать у вас, кто это был - мальчик или девочка...
Надежда. Как ты изменился... Но я не имею права даже смотреть на тебя. Вот придет Индустрия... Ты должен поговорить с нею... Она имеет право...
Приезжий. Я уже поговорил с ней.

Пауза. Смотрят друг на друга. Вбегает Ий, в руках у него платок Эй.

Ий (бессвязно). Вот... я учил домашнее задание... Если это так, а это именно так, вследствие, в течение, в продолжение... Моральный облик... И тут как вспыхнуло... Но я ничего не знал, ничего... Оказывается, человек состоит из горючих веществ... если облиться чем-то... Мы по физике не проходили... Или по биологии... У нас в интернате будет и физика и биология...

Кладет платок, уходит.

Приезжий гладит платок, свистит.

Надежда. Какое несчастье... Такая умная, такая культурная. Я столько вложила в нее, всю душу, все лучшее. И вдруг - неосторожность с огнем...
Приезжий. Вы все знаете... Она умерла сама, по своей воле, как и все другие... Кроме тех, что задохнулись на экономически выгодных плантациях красной отравы... Или тех, что утонули во время наводнения, когда старые дома на сваях всплывали, а новые бараки, куда насильно заселили людей, все до крыш покрылись водой... И ко всему, ко всему вы имели самое непосредственное отношение, товарищ Сидорова.
Надежда. Приедет Майя Аггеевна... Надо поговорить с Майей Аггеевной.
Приезжий. Майя Аггеевна, смею надеяться, дает сейчас показания. Думаю, что развернутые и чистосердечные - ведь ей надеяться не на кого. Для нее Великий Дух дайхоров свистнул в третий раз... Да-да, все это прошло мимо вас, товарищ Надежда, все эти золотые реки, вы у них были на подхвате, на черновой работе...
Надежда. Индустрию мне... сделай что-нибудь... две затяжки... Боже мой, ее нет больше...
Приезжий. Как же она ненавидела вас! И ей удалось отравить приезжую библиотекаршу, возомнившую о себе слишком много. Вы не можете жить без этого зелья! Пожалуй, она была права... Вы будете умирать медленно, в мучениях, в угрызениях совести, ваша жизнь изойдет из вас наркотическим дымом. Пожалуй, так лучше. Ты уже не сможешь помешать мне. У меня большие планы. Я поклялся изгнать с моей земли всех пришельцев, после этого я займусь своей судьбой.
Надежда. Но я не хочу... не хочу уезжать отсюда... Десять лет работы... Я же лучшие годы отдала! Это и моя земля. И теперь говорить мне, что я пришелец... Хорошо, были ошибки... Но я согласна искупить их!.
Приезжий (оглядываясь по сторонам). У вас, товарищ Сидорова, один-единственный выход... Так! Сюда придут гости... И это будет выглядеть, как дикий, нетронутый уголок... Должно так выглядеть!

Срывает со стен лозунги, бросает и топчет ногами портрет.

Видите! За вашими лозунгами она прятала амулеты и ритуальные переплетения. Так же и за покорностью ее была ненависть к вам, протест, непримиримость!

Уходит.

Надежда. Один-единственный выход... Тот, что нашла она. Тот, что сумели найти они все... Во всем виновата Майя Аггеевна... сладкая улыбка, непроницаемое восточное лицо... Чужое лицо... И я им чужая... Несмотря ни на что... Боже мой, но как же он хорош... Не смешно ли, что именно сейчас мне привелось влюбиться... И в кого? В мужчину, свистящего, как суслик! У него и имени-то нету!.. Виновата Майя... да, мысли мешаются. Красный цветок - отрава, гибельная... Табу в древних узелковых переплетениях... Может быть, виноват тот день десять лет тому назад, когда я поехала сюда, чтобы что-то кому-то доказать?

После паузы.

Когда решила прожить лучше других, интереснее, честнее? Да... Дорогие Андрюша и Ляля... Но сейчас не в этом дело. Значит, она ненавидела меня!.. Ушла, бросила меня здесь одну. Как же она сделала это?

Встает, накидывает на голову платок Эй, садится к прялке, трогает бусы.

Что она думала? Можно ли понять то, что думает другой, из другого племени, с другими глазами, волосами, привычками? Можно ли понять это?

Сидит неподвижно.
Входит Приезжий со свитой иностранных гостей: индусы в чалмах, негры, европейцы, переводчик.

Приезжий (его слова переводятся сразу на несколько языков). Особенно интересно так называемое узелковое письмо. В вампуме дайхоров содержится совершенно оригинальная религиозно-мифологическая эпопея...
Переводчик. Профессор интересуется, приедет ли молодой коллега на конгресс в Дели. Он мечтает услышать там доклад об эпосе дайхоров. А владелец музея в Мехико очень заинтересовался музейными экспонатами...
Приезжий (показывая на закутанную в платок Надежду). А вот типичная одежда женщины из народности дайхоров. И не просите ее открыть лицо, ничего не получится. Стыдливость - лучшее украшение женщины - так гласит заповедь дайхоров...

Не обращая более внимания на Надежду, Приезжий и гости удаляются. Они прихватывают с собой прялку, бусы, амулеты со стен.

Надежда (одна). Там был новый узелок... Новый маленький узелок... Она оставила его для меня. В нем - разгадка... Разгадка - чего? Мысли мешаются... Нет, я не верю, что она ненавидела меня. Она ушла, чтобы не видеть, как я гибну, чтоб не участвовать в этом. Разве я гибну? Я живу... Почему-то я не могу так, как смогла она... Как все они - за эти десять лет... Они почему-то смогли... Умереть, но не быть униженным, так, кажется... Но не мне свистел Великий Дух дайхоров, и я могу жить дальше... Но что в этом узелке - проклятие, прошение? И не у кого спросить теперь... мысли мешаются... она куда-то запрятала мои трубки...

После паузы.

Дорогие Андрюша и Ляля... Дорогой, милый брат Андрюша... Дорогая, милая сестра Ляля... Дорогая, милая сестра Эй...

Сидит неподвижно.

Входит Ий и, плача, поднимает и вешает на место сорванные и затоптанные лозунги.


Алло, принц Уэльский

четыре монолога

Действующие лица:

Она - Ольга Сидорова, двадцати пяти лет, чтица, выступает с литературными концертами.
Он - в прошлом - мечты и надежды. В данный момент - молодой человек без определенных занятий.
Подруга - придумавшая себе имя "Джанна" и план жизни, которому и следует.
Зритель - учащийся ПТУ, слушатель литературного концерта. Возникает перед Ней со своим стулом внезапно и так же уходит.


1

Она, Он, Подруга.

Она. Судьба явилась юнцом в первом ряду, на кривом стуле. Прыщи, соломенные плоские пряди, налезающие на лоб, тренировочные брюки, пузырями вытянутые на коленях. Он шуршал фантиком от жевательной резинки.
Подруга (Ему). Вы не судите, что в квартире такой беспорядок. У Ляли не хватает времени. Если только я не приезжаю, вот как сегодня, не помогаю убрать все это. Пожалуйста, разгрузите пока что мою сумку, чтобы до прихода Ляли. Разложите продукты по шкафчикам, будто так и было. Ляле тяжело сейчас живется, не забывайте об этом, после смерти родителей и развода с мужем никто не поддерживает. Ляля - это от Ольги, уменьшительное имя, детское, ей подходит.
Она. Были еще две женщины средних лет, две тетки, но они сидели тихо. Тоже в первом ряду. Фактически один ряд был занят, поэтому тишина была какая-то необыкновенная, я с ужасом слушала свой собственный громкий, поставленный голосок и вызубренные фразы из романа про завод, любовь и светлое счастье сильных людей казались мне удивительными, поражали меня своей оторванностью от меня, от этого клуба, от трех людей в первом ряду. А тут еще этот хрустящий фантик!
Подруга (Ему). Не судите о Ляле. Видели бы вы ее раньше! Сейчас не то, с каждым годом - все больше не то, но как хороша была она раньше! Да-да, вы правы, ей всего двадцать пять. Я всегда помню, что я на семь лет старше, я не скрываю, ничего не скрывать - мой принцип. А эти баночки с соком оставьте на столе, пусть это будет ей сюрприз. Да, как теперь, когда Ляля так живет, как она живет, и не скажешь, что она младше, мы сравнялись, но как же она была хороша! Хочется плакать, когда вспоминаешь, как она играла на флейте на детском празднике. Нездешнее видение, вот что это было такое.
Она. Две тетки, обе в халатах и в тапках на босу ногу. Это называлось - вечер советской литературы в общежитии. Одна тетка сразу же заснула, и мне было неудобно повышать голос в самых драматических местах, например, когда Борис бежит тушить пожар в цеху и встречает там Татьяну. Другая, наоборот, слушала внимательно, только тапки сбросила и шевелила пальцами ног, кажется, не совсем чистых. Но я стояла в своем концертном платье и читала, не сбиваясь, про трудную любовь Бориса, и, если бы не хрустящий фантик, все бы сошло хорошо.
Подруга. Не судите о Ляле - мол, бросил ее муж. Я хорошо знаю эту историю. Если бы у Лили было больше гордости, их семейной гордости, она бы первая его бросила. Банальная история - польстился на жилплощадь, на достаток. Странно - с Лялей, такой особенной, такой всеобщей любимицей, всегда приключались самые банальные истории.
Она. Три года назад, когда я только начала разъезжать с литературными концертами, я бы места себе не находила из-за трех зрителей в зале, и из-за грязных ног, из-за прочих. Подумаешь, заснул человек, пусть спит, хорошо хоть не храпит. Все это предрассудки. Моя жизнь состоит из предрассудков. Раньше их было еще больше, поэтому было еще тяжелей.
Подруга. Не судите о Ляле. Не осуждайте ее. Она все равно очень хорошая. Видели бы вы Лялю, Оленьку Сидорову, хрупкую Мальвину наших детских утренников, с фарфоровыми кудряшками, девочку с флейтой. И не судите ее, что она так легко сошлась с вами, познакомилась на улице. Вы, конечно же, вправе решить, будто Пяля - доступная женщина. Но я не хочу, чтобы вы так думали. Вы уже поняли, что я очень люблю Лялю.

2

Она, Подруга, Зритель.

Она. Судьба явилась хрустящим фантиком от жевательной резинки. Где этот белобрысый юнец, заскучавший на концерте, где я, где роман о трудной любви Бориса - все связано, оказывается. Он зашуршал фантиком - я запнулась, сделала ему замечание, вдруг расплакалась. Он ушел, а я концерт прервала. Теперь жду жалобы по начальству. И вот артистка Ольга Сидорова без работы.
Подруга. Ты опять сварила плохой кофе. Я варю хороший кофе, не хуже, чем твоя мать. Надо все, что делаешь, делать хорошо.
Она. Может быть, жалоба не придет, тогда все пойдет по-прежнему. Какой вкусный сок. Какое вкусное все, что ты приносишь.
Подруга. Ты должна больше есть. Напрасно ты все худеешь.
Зритель. На Западе все худые. Ни одного толстого человека нету на Западе. Про Америку я не говорю.
Подруга. Ты скажешь, мол, там они все худые. Во-первых, не худые, а стройные, за счет спорта и рационального питания. А ты худеешь, потому что тебе есть нечего, и все отражается на лице.
Она. Ты стала такой стройной, Джанна. Я иногда вспоминаю, какой ты была раньше.
Подруга. А я никогда не вспоминаю, это мой принцип. Я смотрю в будущее.
Зритель. Будущее - это наши дети. Мы - ваше будущее.
Она. Я выпила весь сок. Это ужасно. Я не подумала о Марише. Я ведь завтра на весь день забираю ее из садика, повидаться перед отъездом. Раньше всегда первым делом думала о Марише, как она там в садике, на пятидневке. А тут взяла выпила весь сок.
Подруга. Пустяки, я еще такой принесу.
Она. Ничего не получится. Я же уезжаю послезавтра в Тамбов, с литературными концертами, и Мариша будет снова в садике.
Подруга. Это если все пойдет по-прежнему. Если не придет жалоба.

3

Он, Она.

Она. Ты скучал по мне. Я знаю, ты скучал по мне.
Он. Еще звонила из садика нянечка. Или, вернее, воспитательница. Жаловалась на твою Маришу. А еще я сдал бутылки.
Она. Я тоже скучала по тебе. Так давно я ни по кому не скучала. Так давно не хотелось домой.
Он. Говорит, твоя Мариша опять кого-то укусила.
Она. И вот я дома. Я знаю, ты ждал меня.

Пауза.

Мариша - я же знаю эту историю, она уже кусала кого-то, какую-то девочку, довольно противную, кстати, я ее потом видела. Я же объяснялась с родителями.

Пауза.

Ты, наверное, чувствовал, как я скучала по тебе.
Он. На этот раз она укусила преподавателя по музыкальной подготовке. Они все разучивали песенку "Солнышко смеется". А Мариша не захотела разучивать и укусила преподавателя. Или преподавательницу. Там женщина, просто так назвали - "преподаватель". А вот сдача из молочного.
Она. Ты купил молока, к моему приезду! Сдачи много. Как же ты обошелся с деньгами все эти дни?
Он. Я же говорю, я сдал бутылки.
Она. Это была моя последняя поездка. Ты умница. Не так-то много у нас с тобой накопилось бутылок, и все из-под кефира и молока.
Он. Те, другие бутылки я давно уже сдал, когда-то.
Она. Я же говорю, ты умница.

Пауза.

Теперь я сама займусь Маришей. Никакой казенщины, никаких "Солнышко смеется". Классическая музыка, "Детский альбом" Чайковского. Теперь труднее будет, без рояля... Но мы купим проигрыватель. Лучшие пластинки, лучшая музыка - вот что будет звучать для нас. Жаль, рояль продан.
Он. Еще я квитанции проверил. Рояль пока не продан. Скоро уценят, вероятно.
Она. Ты проверил квитанции?

После паузы.

Я же говорю, ты умница. Я больше никуда не поеду без тебя. Я не говорила тебе - пришла жалоба? Я ушла с работы, это к лучшему. Я теперь дома, с тобой, я знаю, ты рад.
Он. Еще за твое отсутствие заходила твоя подруга, Джанна. Что за имя восточное? К ней не идет.
Она. Пришла жалоба. На этот раз судьба явилась почтовой открыткой. Мне показали в отделе кадров. Круглые крупные буквы, почерк малограмотного человека - круглые обтекаемые фразы про халтуру заезжих гастролеров, про недопустимость и необходимость... Они, как иероглифы, запечатлели смешной случай с юнцом, с фантиком от жевательной резинки и как я заплакала тогда на концерте, когда вдруг показалось, что жизнь не удалась.
Он. Джанна все рассказывала про тебя, про твою жизнь. Будто ничто иное ее не интересует. Про свою жизнь она что-то помалкивала.
Она. Джанна очень любит меня.
Он. Интересно, откуда у нее все эти вещи, и эти колбаски, баночки, эти бутылочки с соками? Я тоже помалкиваю про свою жизнь.
Она. Не думаю, что так грустно будет терять эту работу. Я уже шесть мест работы поменяла с тех пор, как умерла мама. И платили за концерт копейки, и ездить было тяжело, и Мариша, в сущности, растет в казенном доме. Росла. Теперь все будет по-другому.
Он. Я помалкиваю, а ты не спрашиваешь. Ни о чем не спрашиваешь.
Она. Жизнь не удалась - вот что отравляло мне эти поездки. Не удалось, не удалось - вот что отстукивали колеса грязных вагонов, вот что гласили вывески заштатных гостиниц. Об этом молчали полупустые зальчики, красные уголки и клубы рабочих общежитий. Жизнь не удалась - три простых слова, и понимались они медленно, медленно. И вот я повторяю - да, жизнь не удалась, ну и что?
Он. Твоя комната сухая, теплая. Окно выходит в сад. Ночью я проснулся - пели птицы, даже в этом чахлом саду. Я думал, мне приснилось. Встал - поют, действительно. И тогда я понял - уже, оказывается, утро. Уже весна.
Она. Я говорю жизнь не удалась, и ничего не меняется. Ветер не дует сильнее, дождь не прекращается. И я все та же. Да, никто не говорит - вон идет Ольга Сидорова, она оправдала надежды своих родителей. Ну и что?
Он. Уже весна.
Она. Это была моя последняя поездка, очень неудачная. Уж очень холодно было в Тамбове, а я не простудилась. Удивительно, здоровье мое все крепче. В детстве я была такой хрупкой, меня так кутали, так берегли, а горло болело, и железки опухали. А в Сызрани в гостинице отопления нет, а сейчас в Тамбове - снег с дождем и дождь со снегом. Но это была моя последняя поездка без тебя. Мы что-нибудь придумаем. И уже не будет мучить этот юнец с шуршащим фантиком. Теперь ты будешь заботиться о моем здоровье, не так ли? Я знаю.

4

Он, Подруга, Она.

Подруга. Я знаю все. Только не надо падать духом. Конечно, ни одна концертная организация больше не заключит с Лялей договор. Вы должны помочь. Пусть наконец Ляля посмотрит в глаза реальности.
Она (декламирует). "Любовь - это слишком много для меня. Принадлежать человеку всем духовным существом своим. Его улыбка так же значительна, как священные скрижали. Его взгляд так же могуществен, как меч архангела".
Он. "Я боготворю вас, леди Марианна".
Подруга. Все ниже и ниже, это падение, и некому сказать, кроме меня. Новое место работы, все более и более убогое. Не удержалась в театре - мол, подкатывался к ней главный режиссер. Не смогла на радио - рутина, на студии - интриги. И вот литературные концерты - тоже выгнали, не потянула.
Она (декламирует). "Две души, стремящиеся друг к другу в горнем эфире... Два существа, рожденные не мучить друг друга, но спасти, но стать отрадой в самом жестоком, в самом холодном из миров"!
Он. "Я молюсь за вас, сударыня".
Подруга. И вот результат - голые стены, все распродано. Кроме этого злосчастного рояля - там, оказывается, моль съела прокладки. Ребенок заброшен. Недавно Мариша взяла и прямо на утреннике разрезала ножницами на мелкие кусочки карту Советского Союза! Мне пришлось задействовать все свои связи... А то бы это был третий детский садик, откуда ее вышвыривают, извините за выражение!
Она. "Любовь - не минутное развлечение, не игрушка пресыщенных мешан", упрямо думал Борис, направляясь к проходной родного завода, и в груди у него что-то пело".
Он. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Подруга. Другая бы на ее месте - руки бы на себя наложила, что было и что стало с человеком. Или пришла бы и сказала честно - Джанна, помоги, придумай для меня что-нибудь. Ведь результат, как говорится, налицо, у нее и у меня, кто что имел и кто чего добился! У меня есть теперь все - интересная работа, красивые увлечения, муж, одни человек, который поддерживает меня, и другой, которого поддерживаю я. Детей пока нет. Дети - слишком большая ответственность, вот и растет, как трава, эта неуправляемая Мариша. У тебя, Ляля, нет ничего, кроме памяти о счастливом детстве. И еще квитанция от рояля, который все не продается, никому не нужен, в плохом состоянии!
Она. С этого и началось разрушение нашего дома, с моего замужества, разменяли квартиру, разорвали семью. Сестра и брат - вспоминаю их только в детстве, какими мы были, а про нынешних, взрослых, и не думаю, словно их и нету. До сих пор не понимаю - как это можно жениться из-за квартиры, из-за прописки, как же можно? Спасибо, Джанна открыла мне глаза. Она мне прямо сказала - мол, твой муж ни одной юбки не пропускает, и даже к ней, к моей лучшей подруге, лез самым откровенным образом!
Он. "Я боготворю вас, леди Марианна".
Подруга. Приди и скажи по-человечески - мол, у тебя все хорошо, у меня все плохо, помоги, Джанна. Джанна поможет. Уж я ее никогда не оставляла, вы, Коля, свидетель.
Она. Он ей так и сказал - я никогда Ольгу не любил, совершенно. Джанна передала мне, как настоящий друг. Никогда не любил! Что же это было такое, спрашивается? Почему меня нельзя, спрашивается, любить так, как все всех любят, даже так? И все пять лет я спрашивала себя - и себя, и всех, кого узнавала, почему меня нельзя, спрашивается, любить.
Он. "Я молюсь за вас, сударыня. Я люблю тебя, товарищ Таня".
Подруга. Мне один из моих друзей - у меня, Коля, много друзей - рассказывал, есть такая судебная наука - о поведении жертвы. Мол, часто жертвы сами виноваты в том, что они жертвы. Я близко знаю Лялю. Как только мужчина сближается с ней - о, я не имею в виду ничего плохого, в нем тут же просыпается подлец. Ее бывший муж, говорят, в новом браке ходит на рынок за картошкой, стирает пеленки и дарит новой жене цветы. А что он творил здесь, в этом доме! И весь этот полк неудачников разного калибра, которых она подбирает невесть где... Поочередно эти голодранцы высаживались десантом сперва в той, родительской квартире, потом уже в этой комнатушке, к ужасу соседей... Ели-пили, поправляли расшатавшиеся нервы... Выходили из запоя.. Разводились - или, напротив, мирились с законными женами... И, наконец, придя в норму, исчезали, скромно разбив пару тонких чашек... или прихватив редкую книгу из родительской библиотеки... И, что характерно, обычно забывая даже попытаться переспать с Лялей, хоть из приличия, так сказать, заинтересоваться ее женскими прелестями...
Она. "Любовь - это слишком много для меня. Принадлежать человеку всем духовным существом своим".
Он. Уже весна.
Подруга. Ты еще придешь ко мне. Ляля, девочка с голубыми волосами, фарфоровая Мальвина всех утренников. Лялечка сыграет нам на флейте, а наша Джанна на кухне посуду моет. Джанна, милая, ты золотко, такая молоденькая и такая работящая, хозяйственная. Это Лялечкина подруга, Джанна. Всегда на всех праздниках есть одна незаметная, одна хозяйственная, в углу посуду моет и разливает чай беспечным гостям. Но теперь мой праздник, милая Ляля, теперь мне звонят, меня ищут, мне дарят кольца, цепочки, наборы косметики и финскую сантехнику. Вот недавно мой Эн бен ду привез мне оборудование для ванной. Теперь у меня там все голубое, точно по морю плывешь. А ты, красавица, мамина куколка, платишь за любовь.
Она. "Два существа, рожденные не мучить друг друга, но спасти, но принадлежать друг другу вечно. Борис бежал к цехам, объятым пламенем. Татьяна, Татьяна, гулко ухало сердце у него в груди".
Он. "Я молюсь за вас, сударыня. Я уважаю тебя, товарищ Татьяна". У тебя, Ляля, теплая, сухая комната, и ночью слышно, как птицы поют. Я встал - оказывается, уже утро и весна.
Подруга. Да-да, покупаешь так называемую любовь углом в родительском доме, даровой жратвой в холодильнике, бутылкой с утра или, наоборот, вызовом нарколога за твой счет. Ты катишься все ниже, видела бы твоя мать. Но однажды ты придешь ко мне, признаешься, как тебе худо, и я помогу тебе. Я всегда помогаю Ляле, я же так люблю Лялю. Ее дом был мне родным когда-то, а такие вещи не забываются.
Она. А потом был суд, развод, не знаю, как я пережила все это. И дальше - так плохо все было, неудачно. Я все искала - чтоб не просто меня любили, но чтобы еще вдвойне, чтоб забыть все, что было с мужем. И судьба все не баловала - то она являлась анонимным письмом, то молчащим телефоном, то мокрыми детскими колготками в тазу. А теперь судьба явилась тобой, и все стало не важно.
Он. Я люблю тебя, Ляля.

5

Зритель.

Зритель. А тут и пристал ко мне длинный этот дядя: жалоба, мол, жалобу вы написали. Чтоб я писал жалобы, не бывало такого. Ни один американец никогда не будет жаловаться, не приучен к этому, иная действительность, как мы в школе проходили. Кольт шестого калибра всегда в кармане. Да и нет никаких оснований жаловаться у американца. Я иду по улице - так и называется, Бродвей,Ц а ко мне так и подлетают: да, сэр? Чего изволите, сэр? Три женщины сразу со мной, одна нежная, беленькая, кожа так и обгорает на солнце... Там всегда солнце! Другая - вроде китаянка, глаза раскосые, загадочные, что называется. Третья - негритянка, я не возражаю. Я всегда стоял за дружбу и единение народов, как у нас здесь и принято. Здесь, в заснеженном, сонном городе, где и снится мне все это - работа, общежитие, красный уголок и худая, костлявая тетка с испуганным лицом в длинном платье, читающая что-то дурным голосом о трудной любви какого-то Бориса.

6

Он, Подруга.

Подруга. Пришла прибраться, а у вас чисто. Я смотрю, вы хорошо живете.

Пауза.

Я люблю, когда хорошо живут. Я сама живу очень хорошо.

Пауза.

Не представляю, что будет со мной, если вы с Лялей и вправду уедете. Договоренность с областной филармонией - вот как это называется, это со слов Ляли. Вы. Коля, тоже будете участвовать в концертах, это прямо новость для меня.

Пауза.

Представляю, как вы рады, что уезжаете неизвестно куда, неизвестно зачем. Вы продолжайте, не обращайте на меня внимание. В этом доме никогда не обращали на меня внимание. Он (в камзоле, в парике с косичкой). Любовь - это слишком много для меня. Любовь - это слишком много для меня.
Подруга. У меня есть друг. Я называю его - Черный принц. Он действительно принц и действительно черный.
Он. "Я молюсь за вас, сударыня".
Подруга. Это началось давно. Он был студентом, на курс младше. Он вечно дрожал и кутался в пальто, уже начиная с нашей, так называемой, золотой осени. Обычное дурно сшитое драповое пальто, как с пенсионера, и еще черные мальчиковые ботинки с дырочками и шнурками! А потом у них в стране произошла революция, сначала свергли колониальное правительство, потом реставрировали монарха. И мой несчастный Эн бен ду оказался миллионером и членом королевской семьи.
Он. "Любовь - не минутное развлечение, не игрушка пресыщенных мещан", упрямо думал Борис".
Подруга. Не смешно ли, что именно со мной, такой незаметной, плаксивой толстой девочкой, какой я была когда-то, и произошла эта волшебная сказка из "Тысячи и одной ночи". И не странно ли, что мой черный принц, мой Эн бен ду все чаше из своего экваториального рая приезжает сюда, где ему всегда так холодно, где он был когда-то так одинок и несчастен... Если бы не я! Ведь у меня нет предрассудков и никогда не было.
Он. "Радости любви! Кто сможет описать вас! Этот восторг двух сердец, бьющихся воедино, это упоение первого пожатия несмелых рук. Все другие радости, которые природа изобрела точно для тебя одного"...
Подруга. Эн бен ду приезжает сюда все чаще. У него, невзирая на его миллионы и княжеский титул, прямо какая-то патологическая любовь ко всему пролетарскому. "Какова судьба идейного наследия"? - спрашивает он меня еще в аэропорту, когда приезжает. Приезжает он, понятно же, не с пустыми руками. Вы, Коля, спрашиваете, как к этому относится мой муж? Мой муж относится к этому прекрасно. Он новый, современный человек, человек нашего времени. Мы с ним оба - новые люди, потому что не только сами живем прекрасно и интересно, но и еще и другим помогаем. Вот и я хочу вам. Коля, помочь.
Он (усердно). "Две души, стремящиеся друг к другу в горнем эфире. Два существа, рожденные не мучить друг друга, но спасти".
Подруга. Есть возможность... совершенно реальная возможность, Коля! Поехать врачом в одну из развивающихся стран. Это все, конечно, Эн бен ду. И раз именно он рекомендует этого врача... А он рекомендует, как вы понимаете! - можно будет обойтись без мелких формальностей, вроде так и не полученного медицинского диплома... Неявка на госэкзамен, кажется? Видите, я все про вас знаю... Неявка на госэкзамен, и одновременно письмо из милиции, сигнал - о дебоше группы студентов-медиков в буфете на речном вокзале... О, Эн бен ду настоящий друг нашей страны, он знает, как спаивали нашу славную молодежь в кошмарные времена застоя. Да, тогда судьба явилась для вас казенной канцелярской справкой, как выражается наша подруга Ляля, бывшая артистка Ольга Сидорова. Бывшая артистка и несостоявшийся врач, так было. Но теперь, представьте себе - вы снова в белом халате, в тугой крахмальной шапочке... "Доктор!" - слышите? Это снова к вам, вас зовут! Разве вам не снилось это? Нелегкий, но почетный труд, и даже будет вознагражден!
Он (в продолжение ее слов медленно снимает с себя камзол, перчатки, накладные букли и косичку, остается в обычной одежде, машинально). Я люблю тебя, Ляля.
Подруга. А вот этого не нужно - ни вам, ни ей! И придумали же - какой-то кооператив, какие-то концерты, и название несусветное "Солнце любви взошло". Сами на дно, и ее за собой потянете... А тут у вас, Коля, - все сначала! Единственное препятствие - нет у вас, случаем, судимости?
Он (сбивчиво). Нет! Вот честное слово - ничего подобного. Проносило. Снаряды рвались рядом. Одного друга за фарцовку посадили, другого за политику, книжку там какую-то переснял у себя на ксероксе на работе, еще одного, вместе росли с первого класса, - по двести шестой, за хулиганство, автобус спьяну угнал, покататься. А еще один замерз пьяный, а другого зарезали, да еще пытали предварительно - уж не знаю, что он там должен был сказать и сказал ли.
Подруга. "Главная ценность - человек, особенно в вашем обществе тружеников", сказал нам вчера Эн бен ду, и мы с мужем всецело с ним согласились. Я вам дам адрес, вы должны явиться туда как можно скорее. Желательно, не заглядывая в буфет на речном вокзале... Это я шучу. Я знаю, это уже в прошлом. Все Лялины постояльцы - я так их называю - всегда бросали пить, и надолго, уж не знаю, как это у нее получается.
Он. Но я тоже все про тебя знаю! Ходишь в дом... Ведь не было из общежития никакой жалобы, я узнавал, жалоба отсюда пришла, из нашего города! И кто, спрашивается, написал эту открытку?
Подруга (спокойно). Эта работа была не для нее. Это падение, таскаться по красным уголкам с никому ненужными концертами, будить отдыхающих людей. Я так ей и говорила...
Он. А с мужем кто ее развел? Жене одно сказать - мужу другое, знаем мы вас!
Подруга. Я глаза ей открыла, это был мой долг. Я ведь очень люблю Лялю. И я не допущу, чтобы она уезжала из Москвы, теряла все из-за какой-то авантюры. Видите ли, какая-то любовь, какая-то новая жизнь, бред какой-то. Я не могу допустить.
Он. За что ты так ее ненавидишь? Что она тебе сделала, кроме хорошего?
Подруга. Я рада убедиться... Что вы, Николай, - тоже новый человек нашего времени. Я верю, что нам с Эн бен ду за вас только спасибо скажут.

7


Зритель. Мне снится, что я опять работаю в ночную смену. Вообще-то я несовершеннолетний, и не положено, против закона. Но раз это все сон, зачем я буду выступать и чего-то требовать? Лучше взгляните - вот она, моя улица. Пикадилли называется, она же Бродвей. Наполовину Пикадилли, наполовину Бродвей. На одной стороне лондонские туманы и английская музыка, на другой - небоскребы и американская музыка. И всюду огни, огни, море огней, светло как днем. "Сэр, шепчет мне в ухо главарь всемирной мафии, не желаете ли сыграть в рулетку в Монте-Карло, выигрыш гарантирован триста процентов, куча денег". Но я даже не оборачиваюсь презрительно. Я презираю все это копошение - деньги. Зачем мне еще деньги, у меня их и так два чемодана.

8

Она, Подруга.

Она (с трудом). Ты пришла все-таки.
Подруга. Как же я могла, я же чувствую, что тебе плохо.
Она. Он уехал. И письмо оставил. "Прости, Ляля... Еще несколько дней с тобой, и я не смог бы уйти"... Такое вот письмо. Судьба явились трогательным письмом .
Подруга. Успокойся.
Она. В новый детский сад меня уже вызвали. Там на линейке Мариша встала и сказала, что она, видите ли, не хочет быть октябренком, не хочет быть школьником, никем не хочет быть, а хочет быть просто Маришей. Директорша закричала в телефонную трубку, это все влияние семьи! А ведь, собственно, и влияния никакого нет... Я неделями не вижу свою дочь... И семьи, собственно говоря, нет... Вообще правильнее было бы прекратить все это.
Подруга. Что?
Она. Все - вообще.
Подруга. Гони эти мысли. Я же с тобой.
Она. Да... ты со мной... Но почему? И иногда мне кажется - это все ты.
Подруга. Что?
Она. Все. Судьба на самом деле все время являлась тобой, моя неудачливая фортуна. Ты толкала это колесико - разве нет?
Подруга. Я проверяла квитанции... Рояль все не продан, опять уценили. Слишком хорошая вещь, слишком дорогая, сказали мне, поэтому и не продается...
Она. Одно к одному... Слишком дорогие вещи, которые невозможно продать. Слишком хорошие манеры - вызывают антипатию окружающих. Слишком хорошие принципы - им невозможно следовать! Вот и все, что осталось от мамы, от бабушки, от наших семейных вечеров.
Подруга. Идем ко мне... Ты же никогда не была у меня, не интересовалась, как я живу, в какой обстановке. У меня сегодня гости. Ты увидишь, как я хорошо, интересно живу, как весело.
Она (падает на колени, закрывает лицо руками). Джанна, мне худо! Джанна, я не знаю, что мне делать! У тебя все хорошо, у меня все плохо, помоги мне!

9

Подруга, Она, Зритель.

Зритель. Там всегда праздник, поэтому все американцы такие веселые. Там нет того, что здесь мне все время снится: тусклых улиц, вонючих очередей, матери с бескровным лицом, с вечной складкой у губ, которая со временем все глубже - прямо на глазах. А еще мне снится эта тетка с испуганным лицом, что тогда заплакала на этом скучном концерте. Ни одному уважающему себя американцу не будут сниться такие сны.
Подруга (сидит одна у прялки). Вот и все, как будто ничего и не было. Эн бен ду сошел с ума, когда увидел Лялю. "Настоящая советская женщина", закричал он и заплакал. Будто я не настоящая. И вечер продолжался, но это был снова не мой праздник, и я опять мыла посуду. Ничего нельзя было сделать. И я специально побежала в садик за ребенком Маришей, мне с великой радостью отдали это сокровище, она как раз укусила за ухо внука директрисы. Пусть, думаю, восточные люди посмотрят на это исчадие, на этот довесок. У меня-то нет детей, это слишком большая ответственность, уж у меня бы не такие были бы дети. И Мариша посмотрела на моих гостей и стала кричать: "Черти! Черти из сказки!" - а Эн бен ду и другие кланялись ей и шептали по-своему: принцесса, настоящая принцесса. "Прости, Джанна, у идейного человека любовь бывает только одна", вот что сказал мне мой черный принц. И что же теперь, Джанна? Он мне подарил прялку на прощание. На прощание, значит. Зачем мне прялка?
Она (появляется совершенно преображенной: яркая косметика, вульгарное одеяние не скрывают, а подчеркивают всю притягательность ее внешности). "Борис бежал к занявшимся пламенем цехам. Татьяна, Татьяна", билось у него в груди. Почему-то мои новые друзья обожают эту историю о трудной любви Бориса. Я рада сделать приятное моим друзьям. Они - мне, я - им. У меня много новых друзей. У меня все новое.
Зритель. Мне снится каждый день одно и то же: серое небо, серые заснеженные улицы, снег чавкает под ногами, когда бредешь на работу, серые бесконечные вечера, каждый вечер - одно и то же. Можно бы прийти в отчаяние. Но мне кажется, когда я, наконец, проснусь, выяснится, что я американец.
Подруга. На прощание, значит, прощай, моя арабская сказка, мой черный принц. Здравствуй, законный муж, ежемесячный оклад сто сорок рублей, здравствуйте, наши магазины, где, по мнению Эн бен ду, выковывается аскетизм нашего человека. Ничего, Джанна что-нибудь да придумает. Джанна - новый человек, скоро таких будет много.
Она. Принадлежать любимому всем духовным существом своим. Его улыбка так же значительна как священные скрижали. В сущности, единственное, чего бы мне хотелось - это жить с тобой в той нашей комнате, где за окном однажды пели птицы, оттого что уже было утро и была весна.
Подруга. Одно только хорошее - уже нет и не будет этой фарфоровой статуэточки, этой драгоценной девочки с флейтой, потому что несправедливо, чтобы одному все, а другому - ничего. И вот уже нету ее той, которой она была, той, что мучила меня. Ольга Сидорова прекрасно устроена в жизни, у дочери - частные учителя, роскошные наряды. Если вы бываете - если вас пускают - в самые лучшие, самые заповедные наши рестораны, вы иногда встретите там Ольгу Сидорову. Почему же я плачу? Ведь не может быть, что я скучаю по ней - по Ляле, по той Ляле, что я же и уничтожила. Да! Если как-нибудь столкнемся случайно, надо не забыть отдать квитанцию. Рояль-то, оказывается, наконец, продан.

Семейный квартет

(вместо маленького эпилога)
Надежда играет на рояле. Ляля - на флейте. Андрей поет. На стуле, в стороне, лежит скрипка со смычком - матери. Музицируют очень слаженно, с любовью глядя друг на друга.

Андрей. А где мама?
Ляля. Ее очередь играть соло на скрипке.
Надежда. Она сейчас придет. Она заворачивает для нас призы в серебряную бумагу.

Конец

"Дебют-центр", тел.(095) 2489106
Елена Анатольевна Гремина
Москва, тел.(095) 151-23-35


назадВернуться на страницу Е. Греминойвперед

"Друг ты мой, повторяй за мной" | Елена Гремина | "Глаза дня"


© 1999 Елена Гремина
pochta@theatre.ru