Около дома Станиславского: О спектакле «Магадан»

Посмотрел «Кабаре „Магадан“ в театре „Около“ Юрия Погребничко. Понравилось. Иду к метро. Вечер такой. Снежок сыплет. Дышится. Особенно после зала. Где воздух, как мне показалось, выдавался слегка по остаточному принципу. Но это во всех маленьких театрах так. Неважно. Иду, дышу, и в голову, хотя ничего ее не предвещало, вдруг лезет МЫСЛЬ. 

Вспомнил под снежком зарю отечественного постмодерна. Времена поздней перестройки и раннего капитализма. Поэтов разных – Еременко там, Кибирова, Иртеньева и других. Подумал, что вот, значит, эти Еременко, Кибиров, Иртеньев и другие фактически ввели в поэзию центон. И он в ней запросто угнездился. Прием такой, когда в собственные стихи внедряется какая-нибудь цитата. Как правило довольно-таки широко известная, на грани едва ли не расхожести. И вот, внедряясь в иной для себя контекст, да еще приперченная какой-то долей может даже неосознанной иронии, она, эта цитата, вдруг начинает играть совершенно новыми для себя смыслами. Не говоря про оттенки. Да и все стихотворение, благодаря удачной цитате, обретает дополнительные емкость и глубину. Хотя, подумал я дальше, и до постмодернистов этот прием, конечно, употреблялся. Например, Бродским. И до Бродского, наверное, тоже употреблялся, но в такие дали, да еще под снегом, углубляться мне показалось не с руки.
Да, так мысль. Вспомнил я „Магадан“, прошелся внутренним взором по другим творениям Юрия Николаевича и подумал: а ведь все эти его хореографические придумки, все эти российские и зарубежные шлягры, блатные и бардовские песни о главном, пропущенные сквозь неподражаемые погребничковские иронию и выдумку, все эти Окуджава – Галич – Городницкий – Высоцкий, — все это ведь тоже центоны! Только не в стихах – на сцене. И точно так же, как эти „цитаты“ в постановке обретают иные смыслы и звучания, ровно тем же образом постановки, оснащенные ими, превращаются во что-то иное – собственно, в театр Погребничко.

Вот, в общем-то, и вся мысль. Которую, конечно, следовало бы продумывать дальше и уточнять, но сделать этого я уже не успел, потому что кончился снег и началось метро, мое метро, в котором мне никогда не тесно, потому что с детства оно, как песня, где вместо припева, вместо припева: „стойте справа, проходите слева“. Порядок вечен, порядок свят, и вглядываясь в лица разного уровня узкоглазости, я не мог не подумать: „Метро, как много в этом звуке для сердца русского слилось!“, а выходя почти на волю, опять под снег, не мог не напевать про себя только что слышанное: „Опять пурга, опять зима придет, метелями звеня…“
Как-то так. Театр Погребничко, типа…

Леонид Бахнов