Действие второе
Картина четвертая
Вечер следующего дня. Воскресенье.
На кухне накрыт стол: всяческие напитки и закуски. Ольга дремлет, сидя у стола. В пустой комнате с зелеными обоями и зеленым ковром. Оннов сидит на полу, что-то бормочет. С улицы доносится шум карнавала, голос в мегафон: «Приветствуем иностранные делегации! Невозможно понять — кто откуда, но главное, они приехали! Господа! Космонавты настоящие! Отдайте скафандры. Милиция! Милиция!» Выстрелы, крики. Голос в мегафон: «Продолжаем веселиться!» Вой сирен «скорой помощи». Трубы, барабаны, литавры.
В квартиру входит Антуан. Он нетрезв, с цветами и в замысловатой шляпе. Напевая «Тореадор, смелее в бой!», Антуан идет в гостиную, потом в спальню, ищет Ольгу. Заходит на кухню. Садится за стол напротив Ольги, наливает себе коньяку. Звонит телефон. Ольга открыла глаза и потянулась к телефону.
Антуан. Не надо.
Ольга. Что?
Антуан. К телефону подходить не надо. Твое здоровье. (Выпивает.)
Телефон перестал звонить.
Вот видишь, он и сам перестал. Сегодня — никаких дел. Все разговоры только обо мне.
Ольга. Ты выпил?
Антуан. Я трезв, как никогда!
Ольга. Что за шляпа?
Антуан. Так карнавал же... Шляпы дарят... Стреляют...
Ольга. Сказал — сразу домой. Я все приготовила.
Антуан. А я и сразу. Как только... ну, обмыли немного... Цветы — тебе! (Протягивает цветы.)
Ольга (берет цветы). Спасибо. Я тебя поздравляю.
Антуан. Ну, и каков я был?
Ольга. Ты был хорош безмерно.
Антуан. Говори еще...
Ольга. Интеллектуален, с юмором, выглядел хорошо, хотелось смотреть только на тебя.
Антуан. Студия мне аплодировала. Каково? Получено два предложения...
Ольга. От кого?
Антуан. Но я от вас ни ногой. Они за мной охотятся, но я стою, как кремень...
Ольга (рассматривает открытку, вложенную в букет). «Антуану Хлёбову от истинной ценительницы его огромного таланта». Что это?
Антуан. Тьфу ты, пропасть! Букеты перепутал... Твой, значит, в студии оставил. А этот от какой-то истерички... Она мне всегда цветы дарит...
Ольга (вздыхает). Ох, ты мой несчастный. Поплывешь ты, я чувствую... Поешь чего-нибудь.
Антуан (наливает себе и Ольге). Говори тост!
Ольга. Ты правда был хорош. Удачи тебе.
Антуан. Ты меня любишь?
Ольга. Люблю. За тебя.
Выпивают.
Тебе фамилия Мушка ничего не говорит?
Антуан (закусывает). Что-то знакомое... Не могу припомнить... А кто он?
Ольга. Так. Случайный знакомый.
Антуан. Будь осторожна со случайными знакомыми. Мало ли кто с нами теперь познакомиться захочет. Береги себя...
Ольга. Может, я Колю позову?.. Он был рад за тебя...
Антуан (сильно опьянел). Какого Колю?.. Не надо Колю... С Колей плохо... Совсем плохо...
Ольга. Что ты говоришь?.. Я не пойму...
Антуан. Там... после эфира... мы посидели... с хорошими людьми... они много знают... и говорят, дело совсем плохо... то есть говорят, компанию вашу оставят... но без Коли... говорят, Коля хорошим людям прямо поперек горла...
Ольга. Какие люди? С кем ты говорил?
Антуан. Это пока секрет... взяли слово... но завтра все подробности... знаешь, говорят, он сам виноват... И того купили, и этого купили... И всем хорошо заплатили... обману не было... А он не взял... Это всех оскорбило... Понимаешь, всех... Да кто он такой, чтоб не брать?.. Это вызов всему сообществу... Все берут и делят, делят и берут, а он что — лучше всех?.. Да кто он такой, Оля?.. Да его уберут завтра — и никто не вспомнит! Раздутая величина! Идет новое молодое поколение! И мы этих чистоплюев... Дорогу молодежи! (Скандирует.) «Чистоплюев в жопу, мы хотим в Европу!» С кем вы, Ольга Стефановна? С нами или с ними? Но ты не бойся — я тебя без работы не оставлю... Если что — возьму к себе...
Ольга. Куда — к себе?
Антуан. Ну, это еще рано говорить... «Хлёбов TV»! Как? Звучит? (В воображаемый микрофон.) Работают все телерадиостанции этой долбаной страны! (Поет.) «Родина слышит, родина знает...» Обращение Антуана к стране! Слушай, страна, мое мнение о тебе! И ты, академик, и ты, скромный служащий Кремля, и ты, рыбак, и ты, артист, и ты, писатель, и ты, мать-одиночка, и вы, жители приюта для престарелых, и ты, рабочий с Уралмаша, и ты, бандит, и ты, прокурор, и ты, демократ, и ты, депутат, и ты, доярка, и ты, знахарка... (Орет.) Как вы мне все надоели! Чтоб вы сдохли, проклятые! Я, самый главный ведущий радио и телевидения, не хочу ничего знать про вас! Я не хочу говорить о вас! Я не хочу вас показывать! Бедно живете? Значит, украсть не успели! Не лечат вас? А хрен вас лечить? Чем вас меньше, тем лучше! (Поет.) «Широка, ГУЛАГ моя родная...» Я обедаю у «Пушкина», лечусь в Кремлевке, езжу на «мерсе» и в карманах у меня баксы, баксы, баксы... А вы так можете?! Нет? Значит, вы никто! Подыхайте скорее! Вам нет места в моей стране! Письма, подлецы, пишите мне по адресу: Москва, около Кремля, Антуану Хлёбову! Но читать я их не буду! Не буду! Не буду! Я вас знать не знаю! Мне эти стоны народные... Все! Завтра же улетаю на Багамы... А вы — нищие, грязные, глупые! И дети ваши будут такими же! (Хватается за голову.) Боже! Что это я говорю такое?.. Оля! Оленька! Где мы? (Обводит глазами кухню.) А-а... Квартира товарища Оннова? Отнять у товарища квартиру... вместе со всеми книгами, бумагами, женами, конвертами запечатанными... (Смеется.)
Ольга. Конвертами?
Антуан. Не говорил я этого... Это секрет...
Ольга (подходит к Антуану, поднимает его со стула, обнимает). Антуан! Что ты говоришь? Зачем? Я отведу тебя спать... Кто эти люди? С кем ты был?
Антуан (Ольге). Обними меня крепче! Еще! Еще! Мне нравится, что ты такая сильная. У тебя руки крестьянки. Ты все умеешь. У тебя руки моей матери. (Шепчет.) Я прошу тебя... я прошу... отведи меня спать... Я просплюсь — и снова буду хорошим... И всем этим... я смогу сказать «Нет! Нет! Нет!» И смогу швырнуть им в лицо их вонючие ворованные масонские деньги... Клянусь всегда говорить правду, только правду, ничего, кроме правды! Но тебя прошу... ночью ты приди ко мне... Я хочу проснуться оттого, что ты вбиваешь меня в постель, как последнюю шлюху... Я никогда не говорил тебе... Я - женщина, Оля!.. (Смеется.) Мне так страшно! А ты этого не видишь... Бедная, бедная Ольга...
Ольга (ведет Антуана в спальню). Антуан! Успокойся! У тебя переутомление. Надо поспать и все будет в порядке. Я, конечно, приду к тебе... Ты, главное, спи. А завтра мне все расскажешь... Если кто-то запугивает тебя или предлагает сделать что-то непорядочное — мы разберемся... Мы тебе поможем... (Укладывает Антуана в постель.) Не волнуйся. Спи.
Антуан. Оля! У меня дочка есть... Ей шесть лет... Первого сентября идет в первый класс... Она любит меня, наверное... А ее мать — ненавидит... Ты разрешишь, я поеду... навещу... Это деревня такая под Тамбовом...
Ольга. Конечно, поезжай...
Антуан. Дом ремонта требует... Корова у них, две овцы и свинья... И бабушка жива еще... И собака... Черныш называется... Оленька! У меня ведь было детство! Как у всех. И я был славный такой мальчик! Оленька! Я ведь провинциал. Это смешно, да? Я тебе фотографии покажу... Под Тамбовом в деревне на плотах по озеру катаемся... Ты не волнуйся. Ничего страшного. Они мне твердо пообещали, что если я из игры выйду, они меня убивать не будут... а так, только немножко... не до смерти... (Заплакал.)
Звонит телефон.
Ольга. Не плачь! Ты и сейчас хороший! Спи! (Бежит к телефону в гостиную.) Алло! Николая Алексеевича? Он не может подойти... Кто его спрашивает? Да, это Ольга Стефановна. А кто говорит?.. Это странно... Назовитесь... Что посоветовать? Вы угрожаете? Так вот, послушайте: вы - подонок, и те, кто послал вас, — такие же подонки. Мы не боимся вас. (Кладет трубку.)
Ольга осторожно заглянула в спальню. Антуан спит. Ольга идет в большую пустую комнату с зелеными обоями и зеленым ковром. Оннов спит, сидя на полу. Ольга подошла к нему, села рядом, обняла.
Оннов (открывает глаза). Их всех убили, Оля. Они все пахли зря.
Ольга. Кого убили?
Оннов. Всех. И нас с тобой. Я сидел всю жизнь на всяких заседаниях... При всех властях, режимах, строях... Тот, справа, пах одеколоном... Тот, кто слева — потом... Другой — перегаром... Другой — вчерашней женщиной... Еще один — вчерашней котлетой... Еще один — валидолом... И они все радостно умерли... Я всю жизнь общался с несчастными исполнителями чужой кретинической воли... Заводить будильник... мешать ложечкой чай... слушать радио... смотреть в газету... начальник зовет — волнуешься... премию дали — хорошо... сколько стоит колбаса?.. новая женщина... что делать со старой?.. дети не слушаются... неудачно соврал — нервничаешь... со всеми поссорился — начинаешь жизнь заново... плаваешь в море — обо всем забываешь... дела... протоколы... приказы... все очень важно... все очень срочно... работает государственная машина... нужно купить новые туфли... кого-то хоронишь — говоришь, что он хороший... ждешь, когда будут говорить о тебе... грустишь... дышишь воздухом... на работе у кого-то день рождения... весело... все болит... надо лечиться... откладываешь... перерыв на обед... радуешься... где обедать?.. ешь бутерброд... Сидишь то в кресле, то в машине — думаешь, что что-то значишь...
Ольга. Коля... Коля... Что случилось с тобой? Бога ради, скажи...
Оннов. Ничего особенного. Просто я пушинкой летал над храмом...
Ольга. Что?
За окнами — крики, музыка, шум, стрельба.
Оннов. Вечером я решил пойти поплавать в океане... Я пришел на пустынный пляж. Солнце садилось. Волны были небольшие. Я разделся и вошел в океан. Он ведь живой. Ты помнишь. Такое огромное существо. Я входил в него и с ним разговаривал. Я говорил ему, что он хороший, что он соленый, что я его люблю... И странная привычка — мне обязательно нужно дойти до того места, где я уже не достаю до дна. Словно я имитирую опасность. И знаешь, это удивительное ощущение — ты еще чувствуешь песок под ногами и глаза почти на уровне воды, и ты отталкиваешься, и плывешь по солнечной дорожке в сторону горизонта, и знаешь, что бездна уже под тобой и над тобой... И вообще ты один в мире...
Ольга. Ты сумасшедший.
Оннов. Проплыл я немного. Волны усилились. И я решил возвращаться. Я поплыл к берегу, и вдруг с ужасом понял, что волны сильнее, чем я предполагал... И накатываясь, они чуть-чуть подталкивают меня к берегу, но зато, отходя назад, мощно тянут меня обратно в океан. Словно две огромные мягкие лапы ласково гладят тебя и утаскивают тебя, и кто-то шепчет: «Там лучше, там лучше... Так надо...» Я увидел удаляющийся пляж, уже слабо освещенный солнцем, и фигуру какого-то мужчины — он посмотрел, выплыву я, нет. Решил, что выплыву — и ушел... Я понял, что это, возможно, все... В общем-то ничего не происходит... Просто медленно и лениво тебя тащат в иной мир... А этот рядом, ты только что был в нем, но он уже почти недосягаем... И тут словно кто-то подсказал мне: когда волна идет к берегу, не плыви, береги силы... Волна накатывалась, я словно отдавался ей, и она чуть-чуть толкала меня вперед... Когда же она мощно шла назад, я начинал яростно плыть и хотя бы немного двигался вперед... Несколько раз я опускал ноги вниз, но дна не было... Сколько это длилось, я не знаю... Полчаса... Больше... Меньше... Волны, слава Богу, не усиливались, и наконец мои ноги коснулись дна... Я побрел к берегу... Сердце колотилось, как сумасшедшее, а волны так ласково и беспомощно касались меня, словно ничего и не случилось... Я ступил на пляж, оглянулся... Солнце почти зашло... И я увидел то, чего не видел никогда... Зеленый луч... Он блеснул и погас... Было нереально красиво... Я потерял сознание... Или уснул... Потом открыл глаза... Надо мной было бесконечное звездное небо... Одна из звезд двигалась... Кто-то куда-то летел... Я помню, что перекрестился и опять уснул... Мне снилось, что уже утро... Что я иду по берегу и вижу лежащего на песке человека... Я подхожу к нему и понимаю, что это я сам... Я наклоняюсь и целую себя в лоб... Я открыл глаза и увидел собаку, которая почему-то облизывала мне лоб... Это была худая дворняжка типа наших... Я приподнялся... Она отскочила... Правая передняя лапа у нее была покалечена... Она подошла к вороху моей одежды и начала скулить... Солнце уже всходило... Я встал, начал одеваться и вспомнил, что в сумке должен быть хот-дог... Я его купил у какого-то китайца, когда шел к океану... Я бросил сосиску собаке, а хлеб начал жевать сам... Я оделся, пошел, оглянулся... Собака лежала в позе сфинкса на том месте, где только что лежал я, и смотрела на океан... Я прошел еще немного и оглянулся опять... Мне вдруг показалось, что это я лежу там на берегу, ощущаю лапами и животом песок... И это я только что съел сосиску, а какой-то человек уходит с пляжа... Я пошел в город, не будучи до конца уверен, что я выплыл, что я жив, что я не остался там навсегда, что я - это я... Было раннее утро... Я решил пойти к православному храму, поставить свечку... Там стоит один такой храм на побережье... Но храм оказался закрыт... Я просто встал на колени и начал молиться, как умею... Краем глаза я увидел женскую фигуру, проходящую поодаль... Это была Маша, моя покойная жена... Я не мог ошибиться... Я вскочил. Но никого не было... Я стал смотреть на купол храма... И тут увидел одинокую пушинку, которая как-то странно летала вокруг купола то с одной, то с другой стороны, не улетая далеко... Я почему-то стал представлять, что я - эта пушинка... И я увидел и купол, и крест, и весь храм сверху... и себя, стоящего внизу... Пушинка вдруг стала потоками воздуха подниматься все выше и выше... Я увидел весь этот пригород... домики... океан вдалеке... солнце на горизонте... и весь наш странный и прекрасный мир... Наши в гостинице ничего не поняли... Решили, что был у женщины... Смеялись... Я сказался больным и весь день спал... В общем, ничего особенного не произошло... Я несколько раз уже был на грани... Но просто сейчас как-то все сошлось... Мне словно о чем-то намекнули... Только надо понять — о чем... И еще — я не совсем уверен, что это я вернулся...
Ольга. Похоже, что ты...
Оннов. Я посмотрел сегодня все программы. С отвращением.
Ольга. И нашу?
Оннов. И нашу. Неужели я, вроде бы неглупый человек, посвятил этому жизнь... Боюсь, все бессмысленно... Это огромное великое пространство словно заговорено... И здесь будут только глупость да воровство, да погубление душ человеческих... в разных видах и формах...
Ольга. Господи! Как мы тут все живем?
Оннов. А мы и не живем. Мы только неотрывно наблюдаем, как живет власть. А они неотрывно наблюдают, как мы не живем. Все при деле...
Ольга. Ты что же... все бросишь? Прямо сейчас?
Оннов. Нет. Я и на дачу сегодня поеду. И на встречу пойду завтра. Я все доделаю, что обязан...
Ольга. Возьми меня с собой.
Оннов. Нельзя.
Ольга. Я буду беречь тебя. Я бы и в океан тебя не пустила... А у меня тоже... Как начался этот карнавал... Покоя нет... Стали появляться какие-то... Впрочем, не будут тебя нагружать... Коля, ты меня прости.
Оннов. За что?
Ольга. Я плохая жена оказалась. Я грешна перед тобой.
Оннов. Бог с тобой, Оля. У меня-то грехов поболе будет.
Ольга. И все равно прости.
Оннов. Я поработаю еще. Скоро машина придет.
Ольга. Беспокоить не буду. (В дверях.) Коля, я ведь тоже не совсем уверена, что... Да ладно. Работай. (Идет в гостиную.)
Звонит телефон.
(Снимает трубку.) Николай Алексеевич не может подойти... Кто спрашивает его? Жена? Простите, я, некоторым образом... Как, как? Аглая Леопольдовна? Первый раз слышу... Котеночек? Ваш котеночек, во-первых, занят, а во-вторых, советую вам, Наглая Леопольдовна, обратиться к психиатру... (Кладет трубку.) Жизнь сжимает железное кольцо, товарищ Ольга... Если еще и жены начнут появляться...
Телефон звонит настойчиво.
(Снимает трубку.) Больница имени Кащенко... Туда, туда, девушка... Антуана? А он здесь не... Почему вы звоните сюда?.. Изредка... Кто вы, представьтесь. Невеста? Антуанетта? Что за имя такое? Я никого не прячу. Не звоните сюда больше... (Кладет трубку. Смотрится в зеркало.) Ольга Стефановна, вы уверены, что это вы? Сон сна...
Из глубины квартиры полковник Одуванчиков тащит, держа за шиворот, г-на Мушку, тот в наручниках и взъерошен.
Одуванчиков (торжествует). Вот, Ольга Стефановна, повязал я его... Сколько веревочке ни виться...
Мушка. Я вновь повержен бездушной системой!
И вновь кандалы на руках!
Спасите, спасите несчастного Мушку!
Вам памятник будет в веках!
Одуванчиков (опускается на стул, указывает на Мушку). Страшный это экземпляр, Ольга Стефановна. Все может. Видите, стихами заговорил.
Мушка (патетически).
Я от волнения всегда
Стихами шпарю иногда.
Одуванчиков. Все может. Кем хочешь прикинется. Трагедии сочиняет. Талант. Но главное... (Поднимает указательный палец вверх.) все равно непонятно, кто такой. Вот вы ведь ему сострадаете, верно?
Ольга (неуверенно). Сострадаю. И прошу отпустить.
Одуванчиков. А ведь это, любезная вы наша Ольга Стефановна, наш лучший и уникальный агент... Доносчик, так сказать, осведомитель, провокатор... Только так вот, паразит, заигрывается, что выходит из-под контроля... И гоняешься потом за ним... Верно, агент Мушка?
Мушка (гордо).Я вам, товарищ, не агент,
А демократ и диссидент...
Одуванчиков. Ну, пошла писать губерния... Он ведь у вас про два конверта выпытывал? Выпытывал. Вот видите. То есть до того талантлив, что впадает в транс, себя не помнит, а задание выполняет... Отдали бы конверты, что ли?.. Я всю квартиру простучал, пока вы с Николаем Алексеевичем беседовали... Ведь наверняка ерунда какая-нибудь... Черный нал... То-се... Списочек — кто сколько украл... Этот — миллион, тот — восемь... Так, мелочевка... И так все всё знают... А мы мучайся...
Мушка (плачет). Вы ведь поверили, Ольга Стефановна. Прощайте навек!
Ухожу перламутром осенним,
Все сжимая за пазухой нож...
Мой любимый поэт — Эс Есенин,
На него я немного похож...
Одуванчиков. Так, мотивы любви к родине... Сейчас про березки начнет...
Мушка (отчаянно выкрикивает). Стихотворение протеста!
Ой, вы, гой, вы! Да мусли, да пусли!
Сусли мусли макусли мои!
Как же хочется зусли латусли...
От всего... Ай-люли, ай-люли!
Одуванчиков (Мушке). Стихотворение чего было?
Мушка (стесняется). Протеста...
Одуванчиков. Молодец, сукин сын. Так и сказал... Прямо в лицо им... нам... «Ай-люли! Ай-люли!» Надо записать.
Ольга (покачнулась). Я, простите... Может быть, вы чаю хотите?.. Мне что-то... Я на кухню, сейчас...
Одуванчиков. Да, сделай, матушка, по чашечке-то... Сидеть нам долго... Его допросим, тебя допросим, меня допросим... Так и жизнь скоротаем...
Ольга, пошатываясь, идет на кухню, закрывает дверь и приникает к ней, слушает. Пауза.
Одуванчиков (напевает). «Слушай, товарищ, война началася.
Бросай свое дело. В поход собирайся...»
Мушка (тихо). Встать.
Одуванчиков. Что?
Мушка (садится на стул). Встать, говорю.
Одуванчиков (поднимается). Извините, товарищ генерал.
Мушка. Заигрался, сукин сын. Как стоишь? Смирно.
Одуванчиков (вытягивается). Слушаюсь, товарищ генерал.
Мушка. Рад, поди, над начальством поизмываться? Расстегни наручники.
Одуванчиков. Слушаюсь. (Расстегивает наручники.)
Мушка (разминает руки). Осознал?
Одуванчиков. Так точно.
Мушка (вдруг весело). Ну что, Алексеич?.. Давно не виделись. Со старой конторы, поди...
Одуванчиков. Ох, не вспоминайте. Старая-то контора, она по ночам снится. Вот жизнь была... Родину охраняли... А сейчас этих... Тьфу ты, пакость...
Мушка. Вернуться хочешь?
Одуванчиков (вздыхает тяжело). Да кто ж нам там такие деньги платить будет? Хотя... иногда... (Оживляется.) Мысли вот патриотические зарождаются... Получаю я тут вчера у Цезаря Брутовича ценные указания. Стою, жду, пока он, шепелявя и заикаясь, все говно из себя вывалит, и думаю: «Вор ты, проходимец. Антихрист во плоти. Агент трех разведок...»
Мушка. Четырех.
Одуванчиков. Мне в старой конторе говорили — трех... Один хрен... «Провокатор. Масон. И дурак к тому же. Всадить бы в тебя всю обойму. Мне бы благодарные потомки памятник поставили...» Так нет. Слушаю и говорю: «Сделаем». Вот они, деньги проклятые.
Мушка (зевает). Да это бунт. Я ж на тебя донесу.
Одуванчиков. Да и я на вас донесу: мол, слушали и одобрительно кивали... А тут еще сон страшный приснился: что я запись разговоров Цезаря Брутовича продал Содому Гоморрычу... Проснулся в ужасе... И, верите ли, подумал: родину продать можно, а Цезаря Брутовича — никогда, он нам деньги платит. (Грустит.) Вот оно, падение-то... Вот оно... Совесть мучает... Вплоть до того, что застрелиться хочется... Я так, товарищ генерал, обрадовался, что нас в пару работать опять поставили... как в старые года... Вы ведь тоже вроде ушли, а потом...
Мушка (смеется). Много будешь знать, полковник... генералом не станешь... Мушки они везде летают...
Одуванчиков. А говорили, вас чуть ли не послом в странах Бенилюкса сделать хотели... Возьмите меня советником по культуре... А то моя Марь Иванна от этих турецких курортов уже на стену лезет...
Ольга покачнулась, уронила блюдце.
Мушка. Надень наручники...
Одуванчиков (застегивает наручники). Вы не знаете, что это так уж мы на них наехали с размахом-то? Я работу-то делаю, а удивляюсь. И бьют, и бьют. Они ж загнуться могут.
Мушка. Хороший ты человек, Одуванчиков. Потому и в полковниках пятнадцать лет ходишь. Как спросишь чего — святых выноси. Государственные интересы, старина...
Одуванчиков. А я думал — Цезаря Брутовича... Один хрен.
Ольга резко открывает дверь, стоит на пороге, покачиваясь.
Ольга. Я все слышала. (Нетвердыми шагами идет к двери спальни и пытается открыть ее.)
Мушка. А мы знаем, уважаемая.
Одуванчиков. Мы для вас и говорили.
Мушка. Все деза.
Одуванчиков. Все неправда.
Ольга (не может открыть дверь). Антуан, Антуан... Спаси меня. Ты почему дверь запер, Антуан? Я схожу с ума. Помоги мне, Антуан. (Колотит в дверь.)
Одуванчиков и Мушка тоже подходят к двери спальни. Стучат в нее.
Мушка. Антуан, ты почему заперся?
Одуванчиков. Помоги женщине, эй, ты!
Мушка. Тише!
Прислушиваются. Из-за двери слышен храп.
Вот! Пришел пьяный! Заперся! И храпит! Тут человеку помочь надо! Скотина! Открой!
Ольга (пошла, еле переступая ногами, в сторону кабинета). Коля! Коля! Дорогой! Мне плохо! Коля!
Одуванчиков. Ай-яй-яй! Какая вы забывчивая, Ольга Стефановна! За Николаем Алексеевичем приехала только что черная «Волга»... То ли те приехали, то ли не те... Бог весть... И увезли его, раба Божия, далеко-далеко...
Мушка (доверительно). А ведь собачка-то с перебитой лапой — это я был, госпожа Саварская... Командировка на берег океана... так сказать... Чуть не потоп ваш-то... Уж спасать хотели... Сосиска была так себе... Не понравилась...
Одуванчиков. А над храмом пушинкой это я летал... Служба такая... Кем прикажут, тем и летаешь...
Ольга (падает на колени). Умоляю вас! Кто вы? Зачем это все? Ради Бога! Кто вы?
Мушка (тоже падает на колени). Учитель геометрии Мушка-маленький. Учу детей только хорошему.
Ольга. Неправда. Вы генерал.
Мушка. Это мне так кажется иногда. Mania grandioza. А вообще-то я бедный студент.
Одуванчиков. А я на Черемушкинском рынке торгую. Приходите. Вам всегда скидка.
Мушка и Одуванчиков (поют хором на мотив «Прощания славянки» и маршируют на месте).
Интересы страны защищая
Редко мы на виду, на виду...
Только ты не волнуйся, родная,
Я тебя никогда не подведу...
Опять мы в поход
Идем, как тогда,
И сердце в груди
Бьется сильно, как всегда... Ура! Ура!
Распахивают окно. Гремят оркестры на улице, подхватывая «Славянку». Безумствует карнавал. Мушка и Одуванчиков, уже стоя на подоконнике, поют изо всех сил, размахивают флагами, приветствуют толпы. Ольга теряет сознание и падает посреди гостиной.
|
Картина пятая
Прошло несколько часов. Поздний вечер того же дня.
Ольга в строгом вечернем платье сидит за столиком посреди гостиной. Столик, кресла и стулья изображают, вероятно, некую выгородку в студии. Репетирует. В квартире, кроме нее, никого нет.
Ольга (кому-то невидимому). Я готова. Пожалуйста. Здравствуйте, дорогие телезрители. Мы начинаем первый выпуск программы «Вся моя жизнь». Вести ее буду я, Ольга Саварская. И в первом выпуске я расскажу вам о себе. Я получаю много писем. Попытаюсь ответить на некоторые из них. Меня часто спрашивают о моем детстве и юности. Ничего особенного не было. Мама и папа любили друг друга. Я любила их. Мы жили дружно. Мама, слава Богу, жива. Папа умер. Мне дарили много игрушек. Дружила только с мальчишками. Любила смотреться в зеркало. После института пришла на телевидение. «Правда ли, что знаменитый артист Олег Саварский ваш родной брат?» Да. Олег мой младший брат и я радуюсь его успехам. «Говорят, вы жена господина Оннова и этим все и объясняется». Да. Николай Алексеевич — мой муж. Мы с ним большие друзья. А что этим объясняется, я не знаю. В работу друг друга мы не вмешиваемся. «Есть ли у вас дети?» Нет, детей у меня нет. «Вы такая ласковая, сострадательная и худая. Приезжайте к нам летом в деревню. Мы будем поить вас молоком с медом. Семья Груздевых». Спасибо, мои дорогие, за приглашение. Не знаю, как будет со временем, но постараюсь. «Вы все врете. А на вашем канале особенно. Жалко людей, что теряют на вас время жизни. Сколько вам платят за ложь, скажите честно? Кто содержит вас и ваших друзей?» Я не вру. Я стараюсь говорить то, что думаю. Почти всегда это удается. Платит нам руководство канала. Платит неплохо. Здесь у нас много честных и хороших людей, поверьте. «Я всю жизнь мечтал о такой жене, как вы. Мне двадцать лет и с ровесницами мне скучно. Выходите за меня. Я буду не чаять в вас души. А если вы замужем, то разводитесь. Со мной будет лучше. Я посвящу вам жизнь. Володя». Дорогой Володя. Спасибо за предложение. Но вы плохо представляете... В общем, я желаю, чтобы личная ваша жизнь устроилась. И давайте не будем ее портить с таких ваших юных лет. «Как вы относитесь к карнавалу, который сейчас проходит?» К карнавалу отношусь хорошо. «Мучает ли вас по ночам совесть?» И по ночам, и днем тоже. «Сколько у вас было любовников? Скажите честно». Как только вспомню точно, тут же свяжусь с автором письма. «Ходите ли вы в храм Божий?» Хожу. «Вас всех скоро повесят на фонарях. За тот вред, что вы принесли народу. За то, что вы оборотни. И не просите тогда о пощаде. Вы у нас все записаны и мы никого из вас не простим». Это письмо я оставила под конец передачи. И хочу заверить автора, что полностью разделяю его мнение. По крайней мере о себе. И не надо беспокоить фонарные столбы. (Встает, достает веревку, говорит кому-то.) Тут возьмите меня в полный рост. Дорогие телезрители! Передача называется «Вся моя жизнь». И она действительно вся. Я вам почти все рассказала. Ну не все... Но это неважно... Как-то стало понятно, что нужно заканчивать. Все время кто-то появляется, и я никогда не знаю, кто это и почему. Я как-то совсем растерялась. (Встает на стул с веревкой в руках.) Уведите детей от телевизоров. Простите меня за то, что я глупая, что я ничего не понимаю, за то, что мне страшно, мне очень страшно, но изменить я ничего не могу. Не могу помочь близким людям и самой себе. Не могу помочь вам. Кто-то же должен за все это ответить. Пускай это буду я. Только не знаю, кто же будет вести вторую передачу... и хорошо ли, что я буду висеть вот так в каждом доме... (Думает.) А вот пенсионерка Смирнова пишет: «Живите долго и счастливо, дорогая Ольга. Что-то я за вас волнуюсь последнее время. Вы появляетесь и словно солнышко всходит. Я подхожу и целую вас на экране. Вы нам очень нужны». (Стоит на стуле и плачет.)
Резкие, настойчивые звонки в дверь.
Не будут открывать. Я занята.
Звонки продолжаются.
Жить не дают. Помереть не дают. (Смотрится в зеркало.) Молодая. Красивая. В вечернем платье. Ну кто же там? Меня нет. Я репетирую. Я умерла. Всем полегчало.
Звонки продолжаются.
(Слезает со стула. Отбрасывает веревку.) Сейчас открою и врежу чем-нибудь. Опять они же, небось...
Ольга решительно идет в прихожую, распахивает дверь. В квартиру влетает пышная Дама, цветасто одетая, с двумя огромными баулами в руках.
Дама. Коленька! Родной! Я приехала! Счастье мое! Фу! Тяжесть какая! (Плюхается на диван.)
Ольга (растерянно). Вы. .. э-э-э... простите... Вам кого?
Дама. Фу! Жарища какая! Вся потная! Махай на меня! Чего стоишь? Пока через этих карнавальщиков продерешься... Что зенки-то выкатила? Звонила я. Аглая я! Леопольдовна! Жена!
Ольга. А-а-а...
Аглая. Ну ты и разговаривала со мной! Просто по-хамски.
Ольга. Простите. Я человек нервный. И могу в случае чего... Я жена Николая Алексеевича. И прошу вас убраться из моего дома...
Аглая. Был твой, курва наглая... (Заламывает руки, рыдает.) Коленька, ясочка, деточка моя! Девонька твоя приехала! В каком жутком ужасе-кошмаре приходится тебе дни коротать без меня... (Ольге.) Это я, я жена Колясика! А ты в отставке давно... Он все мне сказал! Все. Всю душу открыл... Боже мой! Боже мой! Как я его люблю! Коленька! Мы переписываемся, перезваниваемся, перестукиваемся... Колясик! Как я люблю тебя, мой одинокий... Некому, некому тебе приготовить еду какую-либо... Кулебяку твою любимую... Эта выдра скелетная сама не жрет, тебя не кормит... Некому тебя обстирывать, отбеливать, отглаживать... (Идет по квартире, причитает.) Где ты, голубь мой сизокрылый? Припади к груди моей, сиротинушка... Все преграды преодолела...
Ольга. Николая Алексеевича нет дома.
Аглая. Да? Чего ж ты молчала? Я ору, ору, как сумасшедшая! От любви это я... (Плюхается обратно на диван.) Да ты не стесняйся, садись... Я тебе сочувствую... Что уж я, совсем без чувств... Я там дыню привезла, бадриджаны... синенькие по-вашему... икру делать будем... Коленька любит...
Ольга (присаживается рядом). Простите, вы давно знакомы с Николаем Алексеевичем?..
Аглая. Вот так бы раньше. Тихо-мирно поговорили. Я мирная вообще-то. Тяжело тебе, я понимаю. Но ты не грусти. В гости к нам приходить будешь. Еще подружками станем. Ну разлюбил он тебя. Что ж делать-то? Как встретил меня, так и разлюбил. А было это три года тому назад... Приехал он к нам в город опытом делиться... как вещание организовать... то-се... я там менеджером помаленьку... а потом банкет... то-се... в море купались... потом опять продолжили... запал он мне в душу сильно... Улучила минутку, подхожу, говорю: «Можно вас в гости позвать?» Он посмотрел на меня как-то так подсознательно и говорит: «Ага...»
Ольга. Пьяный был?
Аглая (строго). Там трезвых не было. Банкет. Край у нас гостеприимный. И так это его «ага» в душу мне запало... Организовала я машину «уазик» и поехали мы ко мне... Подняла я его на пятый этаж пешком, вошли... Я говорю: «Икру баклажанную будете?..» Он снова говорит: «Ага...» Ну, выпили, закусили... Я говорю: «Спать хотите?..» Он посмотрел на меня особенно ласково и говорит: «Ага...» Тут я все поняла... В туалет мы сходили, уложила я его, свет погасила, и тихо так спрашиваю: «Можно я с вами лягу?» Он молчит. Согласен то есть. Это была ночь счастья. Я тебе как подруге говорю. Утром просыпаюсь. Смотрю — он на меня глядит, и выражение лица странное какое-то... Я ему говорю: «Коленька, ты меня любишь?» Он засмущался и говорит: «Ага...» Вот ведь человек какой. Вечером они все улетели. С тех пор звоню — говорят, нет его... Пишу — не отвечает никто... Что такое, думаю? Худеть начала. Три года вот так маялась. Каждый день письма писала, звонила... Извелась вся. Но есть правда на земле! (Поднимает правую руку с двумя перстами вверх.) Недавно все и прояснилось.
Ольга. Каким же образом?
Аглая. Голос мне был. Случился у нас банкет. Опытом опять менялись на природе. А мне и праздник не в радость. Ушла я в поле кукурузное. Ночь. Звезды. И вдруг голос слышу: «Аглая! Любит он тебя без памяти! Жить без тебя не может! И ждет в Москве. Только ты и есть жена его. А бывшая жена его Ольга злые козни строит. Поезжай, выгони ее из дому его, поселись там, корми его баклажанной икрой и кулебякой, и все уладится». Вот я и приехала навсегда! Правда она всегда торжествует.
Ольга. Ага...
Аглая (плачет от счастья). «Ага!» Ой, не напоминай... Как же ты теперь, Олюшка? Где жить-то будешь? Уголок найдешь какой? А хочешь тут пока поживи. Я баба добрая.
Ольга. Спасибо за доброту вашу.
Аглая (вглядывается в лицо Ольги). Какая же ты худерящая вблизи... Мешки под глазами... По телевизору-то ты получше будешь... А брат твой, Олеженька, любовь моя, тот просто красавец... Ну, ничего... Я и тебя кулебяками подкормлю... (Громко запевает из «Кубанских казаков».)
«Каким ты был, таким ты и остался...
Орел степной, казак лихой...
Зачем, зачем ты снова повстречался?
Зачем нарушил мой покой?..»
(Внезапно замолкает.)
В дверях стоит молодая, экстравагантно одетая девица и в знак приветствия шевелит пальчиками правой руки в воздухе.
Девица. Девчонки... Ку-ку... Чего дверь-то открыта? Смелые в натуре? А украдут? (Хохочет.)
Аглая (Ольге). Дочка ваша?
Ольга. Внучка.
Аглая (всплескивает руками). Не может быть!
Девица. С юмором, в натуре? А по кумполу? (Хохочет.)
Ольга (вздыхает). Простите, вы-то кто?
Девица. Антуанетта я. Невеста. Звонила по-хорошему. (Хохочет.)
Ольга. А-а-а...
Аглая (встревоженно). Чья невеста?
Ольга. Не волнуйтесь. Это к Антуану.
Аглая. Мне главное, чтоб на Колясика моего не зарились... Кто такой Антуан?
Ольга. Наш сотрудник.
Антуанетта (звереет). Сотрудник? Постеснялась бы слова такие произносить! Женихов чужих соблазнять тут как тут! Телятинки на старости лет захотелось? Я тебя сразу узнала! Ты в виду имей — я свое счастье всяким мымрам московским за так не отдам! У тебя твой хрен старый есть — Коляша твой! А моего отдай! Я девушка стеснительная! Но в случае чего себя не помню! Где он? (Орет.) Антуан!
Аглая. Говори, девонька, да не заговаривайся! Коляша — мой муж, а не ее! Верно, Олюшка?
Ольга. Да, да... Я на все согласна...
Антуанетта. Как? То есть... Антуан теперь с этой? А я как же? Год ждала... Изменник... (Рыдает.)
Аглая. Жизнь становится все запутаннее... (Достает из бюстгальтера плоскую флягу. Ольге.) Будешь?
Ольга. Нет. Спасибо.
Аглая. Отсюда, Олюшка, и все твои проблемы... Наша действительность на трезвую голову осмыслению не поддается... (Глотает из фляги.) Хорошо! (Антуанетте.) Будешь?
Антуанетта (рыдая). Нет!
Аглая. Как хочешь. (Прячет флягу.)
Антуанетта. Дайте, дайте! Я девушка стеснительная! Но в случае чего могу и выпить! (Пьет из фляги.)
Аглая. Эй, эй... Оставь старшим... (Отнимает флягу.) Иди сюда... (Сажает Антуанетту рядом с собой на диван, обнимает ее.) Чувствую, девонька, запуталась ты... Давай рассказывай, как да чего... Нам, бабам, друг другу поплакаться ох как нужно бывает... Ну. ..
Антуанетта (всхлипывает). Я в нашем городе учусь на курсах повышения квалификации дикторов. И меня вот-вот должны выпустить в эфир в натуре. И все никак... К нам из Москвы разные приезжали... смотрящие... А толку-то... Один старенький... Пыхтел, пыхтел надо мной... ничего у него не получилось... расстроился, уехал... Приезжал даже Цезарь Брутович... С ним началось все очень удачно... Он даже уже штаны снял... Но тут ему позвонили по сотовому, что нефтяное месторождение какое-то уходит... он штаны натянул и бежал. Невезуха... Манеры у нас голубой преподавал... Я ему не в кайф... А правильность речи — пахана нашей телекомпании друган... Он только что из зоны в натуре... Так тот только твердил: не верь, не бойся, не проси... не верь, не бойся, не проси... Я говорю ему: я на все согласна и никому не верю, только пустите, отморозки, новости читать... И вот тут-то приехал Антуан... Как молодой специалист. Он сразу понял, что я девушка очень стеснительная и меня только раскрыть надо... Он значительно повысил мою квалификацию. Ой, даже сказать стесняюсь...
Аглая (нетерпеливо). Говори, говори... Я прямо вся заслушалась.
Антуанетта (стесняясь). У меня весь последний год впечатление, что я от него беременна... Ой, мужик какой... Скачет, скачет на тебе часа два подряд, потом разляжется, усталый такой котяра наглый, и говорит так ласково: «Трахни меня, сука!»
Аглая. Так и говорит?
Антуанетта (заламывает руки). Так и говорит... Меня еще никто так не называл... Ну, там, «цветочек», «василечек», «кисонька», «ласточка»... Но чтобы вот так! Я просто вся зашлась от восторга! Вот словно мне этого и не хватало всю жизнь. Я словно родилась заново!
Аглая (обнимает Антуанетту за плечи, покачивается). Вот оно, вот оно, счастье-то наше бабье!
Антуанетта. И главное — командир такой... Как гаркнет, бывало: «Встань, сука, раком!» (Счастливо смеется.) С перепугу не поймешь сразу, чего и делать-то надо... А он тогда наказывает... Берет ремень и по всем частям...
Аглая (беспокойно). Но с любовью?..
Антуанетта. Ох, с такой любовью, что ни в сказке сказать... Словом, через неделю я совсем была готова к выходу в эфир... И тут он уезжает... Я год маялась... Ждала... И тут узнаю, что эта... (Указывает на Ольгу.) разлучница... соблазнила его... Я хоть девушка и стеснительная, но за счастье свое могу и на мокруху пойти...
Аглая. Правильно, милая... Судьбы наши с тобой очень схожие... (Ольге.) Что ж ты, Олюшка, и здесь поперек? Нехорошо такие чувства рушить... (Антуанетте.) Но ты не серчай на нее. Она баба хорошая. Сначала и на меня, было, окрысилась. А как узнала про нашу с Колясиком великую любовь, так и отступилась... И от твоего отступится. Куда ей столько? Верно, Олюшка? (Антуанетте.) Я пока тебя слушала, мне от чувств этих так в туалет захотелось... Где тут, Олюшка?
Ольга указывает.
Я сбегаю, а вы тут по-бабьи, по-нашему, как сестры... (Убегает.)
Ольга. Вы. .. его... очень... любите?..
Антуанетта. Я без ума от него... И еще от брата вашего...
Ольга. Вы с Олегом знакомы?
Антуанетта. Нет, куда нам, бедным девушкам, до ваших высот... Я его только на экране видела... Счастье, а не мужик... А Антуанчика вот так обнимала... (Смеется.) Он здесь?
Ольга. Нет. Его нет. Он ушел куда-то. Ничего не сказал.
Антуанетта. Я подожду. Я подожду. Я люблю его, как саму себя, даже больше...
Ольга. Извините. Я беспокоюсь. Мне нужно позвонить...
Антуанетта (прилегла на диван). Чувствуй себя, как дома... Пока... А я буду Антуанчика ждать и мечтать о нем... Антуанчик, ненаглядный мой...
Ольга идет на кухню. Там у открытого холодильника на маленький скамеечке примостился лысоватый человек в черном костюме. Он быстро и суетливо ест руками прямо из холодильника.
Ольга (изумленно). Цезарь Брутович? Что вы здесь делаете?
Цезарь Брутович (скороговоркой). Ем. Питаюсь. Я люблю, знаете ли, есть из чужого холодильника. У меня дома все лучше. Но я люблю из чужого. Я у вас всю колбасу съел. Переходите работать на мой канал. (Мурлычет.) «Отречемся от старого мира...» Я, знаете ли, изменил концепцию... Реальная оппозиция... И полная безоговорочная поддержка. Смело сказать в лицо. Креветки, креветки хороши... Где брали? Я, знаете ли, патриот. Так надоело это дальнее зарубежье... Что там хорошего? Мелочные они все. А у нас ширь, простор. Взять можно много. Нести одному тяжело. Народ ленивый. Зовешь помочь. Не хотят. У меня три холодильника. А у вас — один. Так что переходите. Ваше лицо внушает доверие. Народ не тот... Но приходится терпеть. Другого народа у меня нет. То есть есть. Но там нет таких денег. Я люблю нашу родину. Покупные пельмени? Вы с ума сошли... Берите в «Метрополе»... Нет, сырые есть не буду... Так переходите? Плачу вдвое.
Ольга. Простите, я забыла здесь свой сотовый... (Берет телефон.)
Цезарь Брутович. Все телефоны в вашем доме отключены... Сотовые — не сотовые... Вы верный человек. Я как вижу верного человека, сразу предлагаю ему большие деньги. И смотрю, что будет. О, фаршированная фиш... Как ее готовила моя мама! Увезли, увезли вашего мужа... Черная «Волга» — это всегда не к добру... Вдруг не вернется? Зачем вам столько еды? Я и прибежал подъесть. Я всегда прибегаю, если где-то пахнет жареным. Сажусь вот так и ем, ем, ем прямо из холодильника... Иногда с плиты. У него сейчас положение плохое. Я на всякий случай одел черный костюм и приготовил речь. И этот молодой... тоже... вас оценить не может. Я вас ценю. У вас есть дача? Две? Три? Продайте мне все. Зачем вам теперь? Квартиру вашу могу купить... машину... Зачем вам? Может быть, я вам нравлюсь как человек?.. Могу предложить личный контракт...
Ольга. Почему вы так ненавидите Колю?
Цезарь Брутович (ест и захлебывается от возмущения). Я? Ненавижу? Какие интриги! Какой кошмар! Коля — это не мой уровень! Я люблю вашего Колю, как друга детства. Мы с ним почти учились в одной школе. Скажите ему, пусть переходит ко мне работать. Если у тех планы переменятся и он вернется жив-здоров... Я ему всегда говорил — пока будешь работать на Содома Гоморрыча, у тебя всегда будут неприятности... Красная икра... огурчик малосольный... Хрум-хрум... Я не могу оторваться от холодильника, пока не съем все... Такая природа... И если кто меня осуждает за это, значит, преследуют оппозицию... Боже! Родина! Страна моя любимая! Как хорошо жевать на твоих просторах! Хрум-хрум! И эти за стенами зубчатыми в Кремле пусть слышат мое «хрум-хрум» и трепещут! Вместе пили-жевали, вместе и опохмел будет! Капустка провансаль... Боже! Из кадочки... Домашняя... Переходи ко мне, солнышко... Пока не поздно... Хрум-хрум...
Ольга (на всякий случай сняла трубку простого телефона, послушала, положила обратно). Не работает... Извините... Подумаю... (Идет в гостиную.)
Цезарь Брутович. Думай, думай... Ананасы дольками... Люблю с детства... Ты не волнуйся за меня — как подъем все, сразу по делам побегу... Тут на пятом этаже тоже у одних неприятности... Но у них два холодильника... Охрана внизу заждалась... Грехи наши тяжкие... (Жует.)
В гостиной Антуанетта лежит на диване. Ольга входит.
Антуанетта (мечтает). ...И возьмет он меня в свою новую передачу «Вдвоем про это...» Я хоть девушка и стеснительная...
Ольга (ищет). Где-то тут веревка была...
Антуанетта. Жить здесь будем. Я буду его ласкать-голубить... И в результате родятся у нас детишки... Подрастут и спросят: «Мама, а правда, что папа у нас такой великий и ужасный, что как скажет что по телевизору о ком, так тот человек просто трясется от страха и со страху подает на папу в суд?.. Но суд сам трясется от страха и папу не трогает?..» "Да, — скажу я деточкам, — папа сначала маме повысил квалификацию, а потом и ко всей нашей стране предъявил такие требования, что все стали папу бояться и только стонали... И тогда папа стал показывать передачу «Стоны народные...» Тут уж все совсем перепугались, попадали перед папой на колени и кричат только: «Царствуй над нами, батюшка... Нет, кроме тебя, пророка в нашем отечестве хреновом...»
Ольга. Нашла... (Поднимает веревку с пола.)
Медленно двигаясь, появляется Аглая. Глаза ее широко открыты, правая рука с двумя перстами поднята кверху.
Антуанетта (испуганно). Тетка, ты что?
Аглая. Голос мне был.
Ольга. Опять?
Аглая. Опять. Сижу в туалете. Он у вас, как вся моя квартира. Радуюсь, что в таком вот антураже жить теперь буду. А как стала воду спускать, то сквозь шум водопада слышу: «Аглая! Не корми Колясика баклажанной икрой да кулебякой, а зажарь ему поросеночка молочного, да подай с хреном. Колясик тогда полюбит тебя пуще прежнего!» Вот оно! Вот оно! Ведет меня провидение по жизни-то. Завтра с утра и на рынок побегу... Где он тут у вас, Олюшка?
Ольга. Простите, мне нужно отлучиться...
Аглая. Ты чего с веревкой? Белье, что ль, развешивать?
Ольга. Да. .. Белье... Пора уже... Хватит... (Идет вглубь квартиры.)
Антуанетта (в досаде). Ах, ты все мечты мои порушила... Я только так вот хорошо размечталась об Антуанчике, о детишках...
Аглая (потрясенная). Надо же... Главное, точно высшие силы указывают: именно «молочный» и именно «с хреном»...
Антуанетта. Всю мебель тут попереставляю... Обои мне не нравятся...
Аглая. А ты-то тут причем?
Антуанетта. Я при Антуане.
Аглая. Не знаю никакого Антуана. Это наша с Колясиком квартира.
Антуанетта. Ваша? Накося выкуси... (Показывает Аглае кукиш.) Тут Антуан живет... Я доподлинно знаю...
Аглая. Жить-то он может и живет... да вроде как кобель приблудный... Его для этого дела на время взяли, пока хозяин в отлучке был...
Антуанетта. Это для какого для этого?.. Говори, тетка!
Аглая. Да вот для этого, для которого этих кобелей и держат...
Антуанетта. Ах ты, стерва иногородняя!
Аглая. Поскачут, поскачут такие на некоторых... суках... и забывают на завтрева. А те и уши развесили. В приличные дома приезжают. Беспокойство только нам с Колясиком.
Антуанетта (рыдает). Я. .. тебе... всю душу... самое сокровенное... а ты... меня же теперь... Да тебя... Антуан... с твоим Колясиком... в своих «Стонах народных»... по стене размажет... Я девушка трепетная, но за такое предательство чувств могу убийство совершить...
Аглая. Успокойся... трепетная... Так уж и быть... И ты живи пока... Я баба целенаправленная... Но добрая... Что это она веревку в руках держала? Какое тут белье? Еще удавится поди...
Антуанетта (рыдает). И пусть удавится... И ты вместе с ней... Всех ненавижу в натуре...
Аглая (встает). Пойти посмотреть... Всех кобелей у нее поотнимали, вот она и расстроилась... (Идет к дверям.)
Из глубины квартиры в гостиную входит красивый молодой человек в форме десантника.
Десантник (улыбается). Добрый вечер, бабы! Ну, что тут у вас? Почему слезы?
Аглая и Антуанетта остолбенели.
Аглая (трепетно). Товарищ Саварский...
Антуанетта (всплескивая руками). Боже мой! Олег... Это вы?
Олег. А почему бы и нет? Это я!
Аглая. Господи! Счастье-то какое... Товарищ...
Олег. Да перестаньте. Просто Олег...
Аглая. Можно?
Олег (Аглае). Тебя как звать-то?
Аглая. Аглая.
Олег. Вот видишь. (Антуанетте.) А тебя, заплаканная?..
Антуанетта (утирает слезы). Антуанетта...
Олег. Ну и хорошо... Ну и познакомились... Прошу садиться...
Олег садится на диван. Аглая и Антуанетта по обе стороны.
Аглая. Вот оно чего в столицах-то бывает... Ну прямо как живой... Ну прямо рядом... Потрогать можно... Я же вас только на экране... только издали...
Антуанетта. У меня дома вся комната вашими фотографиями завешана...
Олег. Да ну, перестаньте, ей-богу... Мы, артисты, такие же обыкновенные люди, как и вы...
Аглая. Нет, нет... На вас печать... печать...
Антуанетта. А почему вы в форме? Это новая роль?..
Олег (небрежно). Да. Сериал. Из жизни десантников... Нас сбрасывают с самолетов и мы делаем свое дело...
Аглая. Боже! Какая интересная жизнь!..
Антуанетта. Какой мужчина! От вас просто аромат... аромат такой... Он волнует...
Олег (достает папиросы). Угощайтесь.
Аглая. От вас...
Олег. «Беломор». Принципиально.
Антуанетта. Не могу отказаться.
Все трое закуривают.
Я такая ваша поклонница. Я просто балдею от этого фильма, где она хочет уйти к вам, а крутой этот ее не пускает, а вы ему бах-бах по морде...
Олег (лениво). Да. .. Ваньке досталось...
Антуанетта. И все за вами на иномарках, а вы ее в вертолет и в Швейцарию... Балдеж... (Стесняясь.) А целуетесь там по-настоящему?..
Олег (небрежно). Входит в профессию...
Аглая. А я люблю там, где вы против всех олигархов в одиночку... с «калашниковым»... И этот из правительства хотел вам помочь, а потом сам оказался олигархом... А главный олигарх такой противный и говорит про вас: «Убрать его»... И все бандиты, и все милиционеры побежали вас убивать... У меня сердце зашлось. А вы на танке тараном через Спасскую башню и к президенту. Охрана хотела связать, но президент сказал: «Оставьте его». И вы с ним пили чай и всю правду открыли про то, как мы живем. И потом всех олигархов, бандитов и милиционеров повязали хорошие милиционеры... Так страшно...
Олег. Ну, сейчас покруче будет...
Антуанетта. Ой, а о чем? Расскажите...
Олег. Ну, там... американцы безобразят... и нас выбрасывают... а потом оказывается... что там моджахеды... украли ядерный реактор... и на верблюдах везут его через Сахару... А он тяжелый... И тут мы вместе с американцами... совместный проект... бах-бах... все разбегаются... кроме самого плохого... тут я спасаю Шэрон Стоун...
Аглая. Неужто... ее саму?
Олег. А потом Джек Николсон спасает меня и Шэрон... Ну, там еще бой на лазерных лучах... президенты перезваниваются... меня на спутнике перебрасывают в Китай... Так, по мелочам...
Антуанетта. Боже, какая жизнь!
Аглая. А здесь-то как? Проездом?
Олег. Да сеструху заехал навестить из Питера. Звонила. Проблемы у нее. Да вот не застал.
Аглая. Да здесь она, здесь... С веревкой тут шастала... Вышла, должно быть...
Олег. Подождем...
Аглая. Как хорошо, как душевно сидим...
Антуанетта. Может быть, устроим чай... Где тут наша кухня?
Аглая (указывает). Да вот она, девонька...
Антуанетта. Я мигом... (Убегает на кухню.)
Пауза. Олег пристально смотрит на Аглаю. Аглая смущается.
Олег. Ну пошли, что ли?
Аглая. Куда?
Олег. В спальню. Не здесь же.
Аглая. Это в каком смысле?
Олег. Я тебе нравлюсь?
Аглая. Без памяти.
Олег. Ну так пошли. (Встает, берет Аглаю за руку, ведет в спальню.)
Аглая. Все так стремительно... А как же Коля?
Олег. Коля здесь всегда, а я проездом.
Переходят в спальню.
Аглая. А я что вам так в душу запала?
Олег. Не то слово. (Ложится на постель.) Фу, устал... Сапоги сними...
Аглая (тащит с Олега сапоги). Я ничего не понимаю... Словно в тумане каком... Я к Коленьке приехала... Но эта страсть сильнее меня... Чувствую, сейчас мне голос будет типа: «Аглая, не упусти счастья своего. А в чувствах своих разберешься позднее».
Олег (притягивает Аглаю, укладывает ее рядом с собой). Пока сеструхи нет, давай займемся... А и то правда, когда ты еще такого мужика встретишь...
Аглая (поднимает правую руку с двумя перстами вверх). И было видение ей пророческое... Я. .. тебе... поросеночка с хреном... изготовлю...
Олег. Один хрен... Женщина, молчи...
Поцелуй. Входит Антуанетта.
Антуанетта (всплескивает руками). Боже мой! Я такая наивная девушка! Хлопочу, чтоб всем лучше... Какой-то в черном на кухне ест снег прямо из морозильника... А вы тут! Олеженька! Я об вас всю жизнь мечтала, а вы какой оказались извращенец... Тут рядом с вами молоденькое нежное существо, местами еще почти не тронутое... (Рыдает.)
Аглая (в забытьи). Олежка! Кто там нам мешает? Уже готовая я совсем...
Олег (Антуанетте). Существо, так чего ты ревешь без причины? Иди, ложись рядом — кровать широкая.
Аглая (мечется по подушке). Ах! Любовь втроем! Ля мур де труа! У меня было такое в детстве!
Антуанетта. Что? Что вы мне предлагаете в ответ на мои чувства? Какой вы жестокий! Я девушка стеснительная, и как бы я вас ни любила, в натуре, я на групповуху подписаться не могу! (Рыдает.)
Олег. Дура! Это не групповуха, а консенсус. Разницу чувствуешь?
Антуанетта (мечется вокруг постели, заламывает руки). Я не могу! Не могу! У меня был негативный опыт! Знакомый парикмахер пригласил к себе на семейный ужин с ночевкой! Сам нажрался и задрых! А его жена до пяти утра мне искусственный член в задницу засаживала! Я девушка стеснительная! У меня теперь на всю жизнь комплекс! (Мечется.)
Олег. Иди сюда. Преодолеем.
Аглая (в беспамятстве). Иди сюда, сука вокзальная, пока не прибили! Делай, чего хозяин велит! Уж сил никаких нет... Олеженька, я умираю...
Олег (Антуанетте). Считаю до трех. Раз, два...
Антуанетта. Это не я! Это не я! Так обстоятельства сложились! (Прыгает на постель и прижимается к Олегу.) Такого мужика упустить? Ни за что! Делай, что хочешь!
Аглая (стонет). Хозяин...
Антуанетта (стонет). Мужик...
Аглая (стонет). Победитель...
Антуанетта (стонет). Котяра...
Олег (делово). Вот что, бабы, я вас сейчас... осчастливлю... и усну... В десять — самолет... на съемку... В семь утра мне завтрак в постель...
Аглая. Я подам...
Антуанетта. Я подам...
Аглая и Антуанетта (хором). Какой мужик!
Олег. Какие бабы!
Общая свалка, визг, хохот.
За окнами грохочут оркестры, шумит карнавал.
|
Картина шестая
Прошло еще несколько часов. Ночь. Намечается рассвет.
Ольга спит в гостиной, уронив голову на стол. Рядом с ней — щетка и веник. Напротив сидит полковник Одуванчиков — темные очки, фетровая шляпа — и внимательно смотрит на Ольгу. За окнами грохот салюта и восторженные крики. Из невыключенного радио звучит «Рассвет над Москвой-рекой» из оперы Мусоргского «Хованщина».
Ольга (вздрагивает, приподнимает голову). Коля? (Вглядывается.) А-а-а... Товарищ Одуванчиков... Как поживаете?
Одуванчиков. Спасибо, что признавать начали... Только-только мы с вами сработались, Ольга Стефановна... можно сказать, сроднились... И уже все... пора расставаться... Finita la comedia...
Ольга (сквозь сон). А где товарищ Мушка?.. Вы же всегда вместе...
Одуванчиков. Направлен наш дорогой Мушка послом в страны Бенилюкса... Теперь ему будет совсем хорошо...
Ольга (сквозь сон). Что-то все время колокольчики слышатся... Словно тройки несутся... на лошадях скачут...
Одуванчиков. Да-а... Заканчивается карнавал... Удачно получилось все... И над Москвою-рекою рассвет затевается... Вид из окна у вас, дорогая моя, замечательный... Завтра — новая трудовая неделя... Разрешите, Ольга Стефановна, поблагодарить вас от души... Игра сыграна... Занавес закрывается... Актеры бредут к кассе... Вы свою роль сыграли... все сделали правильно...
Ольга (наконец очнувшись). Какую роль? Что я сделала?
Одуванчиков. Да, кстати, Ольга Стефановна, конвертики-то эти мы нашли... Дотошный у нас народ... Как чего чужое искать — жизнь положат, найдут... Один, вот это вам, возьмите... (Кладет конверт на стол.) Номера счетов... И прочее... Можно сказать, на всю жизнь и вам, и детям вашим, и внукам... Неужто за слово правды постольку платить стали?.. А вот и второй конвертик... Так и знал, что зазря провозимся... Цифры, фамилии... Кто сколько украл, кому передал, где хранит, кого пришили, кто заказал — это мы наизусть знаем... Среди ночи меня разбуди — я все цифры и фамилии тут же... И не я один... А толку-то? Ну вы, наивная — так вы женщина, цветочек, а вот от Николая Алексеевича не ожидал, ей-богу не ожидал... И главное — передать-то кому написано... (Усмехается.) Вы, впрочем, и этот конвертик возьмите... (Кладет второй конверт на стол.) Нам без надобности... Только умоляю — не носите его никому... Костей не соберете... И толку не будет... Как сказал про государство наше великое поэт Твардовский:
«Это вроде как машина
“Скорой помощи” идет.
Сама режет, сама давит,
Сама помощь подает...»
Ольга. Какую роль я сыграла? Я не понимаю...
Одуванчиков (смотрит на часы). Туманна жизнь наша... Думаю, уже в эти минуты на пустынном подмосковном шоссе навстречу машине с господином Онновым выскочили какие-то обшарпанные «Жигули»... Откуда там «Жигули» в четыре часа утра... Хрен их знает... Вечно выскакивают... И хорошие люди из-за них... А там мост, река, овраг... Не вписались... Сопровождающие, говорят, не пострадали... (Звонок пейджера.) Пардон... Да. .. все так... (Читает.) «Наш друг в полном порядке»... Дорогая Ольга, не грустите. Вы молоды, красивы. Вы сумеете найти себе покровителя. Кстати, как я вам? В дополнение к этой — прелестная квартира в центре. Евроремонт. На окне — герань. Горшок всегда слева. В случае тревоги — горшок справа. Хороший оклад. Мы оформим вас как бесценного сотрудника. И никаких следов. Ни личного дела, ни росписи в ведомости. Все на доверии. И никто, никогда... (Достает фотографии.) Этого знаете? А этого? А этого? Ах, пардон. Это моя... Думайте, голубушка... (Встает на колени.) Я люблю вас страстно, горячо, как только можно любить в мои годы... Соглашайтесь. Каждый день у ваших ног будет букет роз. Вы хотите родить — я знаю... Буду счастлив служить вам всеми моими... э-э-э... (Встает.) Извините, служба... (Запевает.) «Работа наша простая. Забота у нас такая. Жила бы страна родная. И нету других забот...» Где вы, где вы, песни моей молодости?.. Полные созидания и надежд... Неужели все ушло безвозвратно?.. Курочка, рябчик, цыпленочек... Ты особенно хороша в профиль... на экране... Но главное, деточка, ты никогда не верь мне... Ни в чем... (Запевает.) «Отчего же вдова пионеру дала? Оттого, что у нас каждый может сейчас...» Бывает, что и совесть мучает... Бывает, и умом тронешься... И личность раздвоением терзает... И себя жалко, и вас всех жалко... И родину жалко... Куда денешься? Ушел через черный ход. Чтобы не сталкиваться... Если что — передачу носить не надо... (Идет вглубь квартиры, мельком взглянул в окно.) Какой вид из окна у вас напоследок... замечательный на рассвете... Красавец ты наш... Не грусти, голубушка...
Одуванчиков уходит. Ольга сидит неподвижно, словно окаменев, смотрит в одну точку. Во входной двери тихо поворачивается ключ. Осторожно входит
Антуан.
Увидел Ольгу. Растерян. Быстро подходит к Ольге и целует ее в лоб.
Антуан. Здравствуй, Ольга...
Антуан быстро идет в спальню, хватает чемодан и лихорадочно начинать бросать в него свои вещи.
За окнами становится все светлее. Карнавал шумит уже где-то вдалеке.
Ольга словно очнулась. Поднимается со стула. Подходит к дверям спальни. Смотрит на Антуана.
Ольга (устало). Здравствуй, Антуан...
Антуан. Да, да... Ольга... Здравствуй...
Ольга. Что-то случилось?
Антуан (собирается). Да вот... Срочно просят съездить... Интересный сюжет...
Ольга. Тебе помочь?
Антуан. Нет, нет... Я сам...
Ольга. Ты знаешь, Николай Алексеевич...
Антуан (вскрикивает). Бога ради! Ни слова об этом! Умоляю тебя! Это очень опасно... Доигрались...
Ольга. Ты уже знаешь?
Антуан. Я ничего не знаю и знать не хочу. Я хочу спокойно заниматься своей профессией. Говорили же вам...
На улице настойчиво гудит машина.
Ольга. Это тебя?
Антуан. Да. .. Наверное... Самолет в шесть утра...
Ольга. Ты куда летишь? Надолго?..
Антуан (лихорадочно). Дня на три, на неделю... Там определимся на месте... Где моя бритва? Ты подарила которую... (Ищет.)
Ольга. Ты уходишь от меня?
Антуан. Я? Ты что? С ума сошла? Что ты подумала? Совсем уже... Где рубашка в клеточку? Скажет тоже...
Ольга. К Ларисе?
На улице настойчиво гудит машина.
Антуан. Иду, иду... Разгуделись...
Ольга. Сказал бы правду напоследок.
Антуан. Правду... Правду... Достали со всех сторон... (Всхлипывает.) Ольга Стефановна, вы не подумайте чего... Я очень благодарный человек... Вы для меня столько сделали...
Ольга. Ты о чем плачешь?
Антуан (ревет). Не могу я так... У меня нервы плохие... Я только вид делаю, что железный... Я не выдерживаю, понимаешь? (Бросается к Ольге, обнимает ее.) Оля, дорогая, хорошая... Все устроится... Вот увидишь... У меня появилась возможность тебе помочь... Тебе предлагают тоже... Понимаешь? Я не брошу тебя. Давай держаться. Я сейчас вот поеду. Ты для меня — главный человек. Надо немножко пойти им навстречу. А потом будем делать, что хотим. Я все просчитал. Мы их обхитрим. И все позахватим...
Настойчиво гудит машина.
Извини. Там ждут.
Ольга. Иди.
Антуан. Ты отпускаешь меня?
Ольга. Я тебя отпускаю.
Антуан. Ты меня благословляешь?
Ольга. На что?
Антуан. Ну так... на жизнь...
Ольга. Иди с Богом. Я благословляю тебя. (Перекрестила Антуана.)
Антуан (плачет, падает на колени, целует Ольге ноги, вскакивает, хватает чемодан). Ты святая, Ольга... Ты святая... Боже, Боже мой... Поверь, я все делаю правильно... (Бежит к дверям.) Я позвоню тебе... Мы тебя не оставим... Родная, хорошая, ненаглядная... Святая, святая...
Ольга. Ну, скажи еще что-нибудь на прощание...
Антуан (на секунду задумался, широко улыбнулся). Всего вам доброго... (Скрывается за дверью.)
Первые лучи солнца упали на подоконник. Шум карнавала вдалеке. Ольга бесцельно бродит по пустой квартире, нашла валяющийся на кухне у холодильника черный костюм, подняла его, вертит в руках, недоуменно разглядывает.
Ольга. Чей это? У Коли такого не было...
Положила костюм на стул. Потом в спальне видит на кровати два экстравагантных женских костюма и форму десантника, разглядывает их.
Боже мой! А это откуда? Это не мое... (Думает.) А-а-а... Должно быть, карнавал... Там веселятся... Я забыла... Пойти посмотреть... (Бредет в гостиную. Подходит к открытому окну.) Как красиво... У всех своя жизнь... У всех своя судьба... Я ужасно боюсь высоты. (Залезает на подоконник. Стоит в проеме окна. Говорит сама с собой.) Стой. Ничего не бойся. (Посмотрела вниз, покачнулась.) Это не страшно... И не больно... Самое страшное уже позади... Посмотри, какой красивый рассвет... Какой прекрасный и великий Кремль... Не надо его бояться... Ничего не нужно бояться... Он будет всегда... Когда нас всех не будет... Храм Христа-Спасителя... Слава Богу, что восстановили... Это правильно... Солнце отражается в куполах... Боже мой, рыбак рыбу ловит... Разве так рано ловят?.. И больше никого... Так светло, так радостно и совсем никого нет... И, кажется, что этот город принадлежит только мне... И этому рыбаку... Ой, вот машина проехала... И им тоже... Часовой по стене ходит... И ему тоже... Нас пока очень мало... Все засыпано конфетти, хлопушками, флажками... Сейчас убираться начнут... Карнавал закончился... Он уже где-то там, далеко-далеко, на Воробьевых горах... Чуть музыка слышна... (Посмотрела вверх.) Коля, ты не подумай чего плохого... Что говоришь? Погодить? Да, у меня мама старенькая... И твоей тете Насте помогать некому будет... Ну, вот я всем помогу в последний раз и потом уж... Я всего перестала бояться... Я просто сейчас полечу над Москвой-рекой, над Кремлем, над Тверской... Полетаю, полетаю, и обратно вернусь... Честное слово... Я тебя не обману... Я всегда ведь во сне летаю... Я сплю ведь, да? Я проснусь сейчас... Да?.. Какой-то воробей зачирикал... Или не воробей... Господи, как я это все люблю...
Из прихожей в гостиную идет Оннов. Увидел Ольгу, стоящую на подоконнике, удивился, останавливается.
Оннов. Ольга...
Ольга медленно поворачивается, видит Оннова, кричит то ли от ужаса, то ли от радости, покачнулась, хватается за раму. Оннов бросился к Ольге, обхватывает ее ноги.
(Орет.) Стоять! Держаться! Вниз не смотреть! (Стаскивает Ольгу с подоконника.)
Оба рухнули на пол. Тяжело дышат. Смотрят друг на друга в изумлении.
Оннов. Ты что, безумная? Ты что? Ты там зачем?
Ольга. Я мыла окно...
Оннов. На рассвете?
Ольга. Я хотела помыть окно. А потом загляделась, какая Москва красивая... Тебя не убили?
Оннов (в изумлении). Нет.
Ольга. А где же ты...
Оннов. Посидели у второго на даче. Потом поехали сами поговорить. Я звонил тебе...
Ольга. Телефоны не работают. И что на даче?
Оннов. Все нормально... Все потихоньку утрясется...
Ольга (трогает Оннова). Живой... Николай Алексеевич, дорогой мой, оказалось, я без вас жить не могу... Понимаете, Николай Алексеевич, оказалось, я вас люблю без памяти... Оказалось, что вы - самый мне дорогой человек на свете... И все это вдруг оказалось... И я этого раньше не знала в такой степени... Я очень плохая... Можно я у вас домработницей буду работать?.. Потому что меня вообще-то надо выгнать, но если меня выгнать, я буду очень горько плакать у вас под окнами, и дети будут меня жалеть, и от этого я еще сильнее рыдать буду... Дорогой вы мой, ненаглядный, простите меня за все... (Пытается встать на колени и поцеловать Оннову ноги.)
Оннов (всячески ее удерживает). Остановись, безумная... Вот наказание... (Обнимает ее крепко.) Не реви... Ты что... мы же друзья... Куда я тебя выгоню? Ты что? Я тоже без тебя не могу. Я привык. И вообще... Ты хорошая...
Ольга (рыдает). Я подлая... Я изменщица...
Оннов. Ну и что ж... Бывает... Я тоже не без греха...
Ольга (всхлипывает). Курьерше вашей новой сколько лет?
Оннов. Восемнадцать.
Ольга (всхлипывает). Вы берегите себя, Николай Алексеевич. Вам перенапрягаться нельзя. А они, молодые, не понимают...
Оннов. Ты о чем это?
Ольга. Я так, на всякий случай...
Оннов (указывает на дверь спальни). Твой... этот... здесь? Или сбежал уже?
Ольга (кивает головой). Сбежал... Но ты не подумай, я не поэтому...
Оннов. Какой быстрый парень... Чуть поторопился...
Ольга. А что?
Оннов. Боюсь, завтра... то есть уже сегодня... у Ларисы проблемы начнутся. Так что жди — еще вернется.
Ольга. Не надо мне никого...
Выстрел петарды на улице.
Оннов (вздрагивает). Карнавальщики эти совсем озверели... Вхожу сейчас в подъезд... и там такой человек в темных очках и шляпе... увидел меня, вынул револьвер и застрелился... как будто... Странно... А рядом такой... рыжий... похожий на Антуана... стал прыгать вокруг него и кричать: «Бенилюкс, Бенилюкс, Бенилюкс!»
Ольга (задумчиво). Да. .. Они очень странные...
Встают с пола.
Оннов. Совсем светло уже. (Подходит к окну, постоял, подумал, говорит тихо.) Кремль, иди ко мне...
Ольга. Я второй раз от тебя это слышу... Это что?
Оннов. Да какой-то безумный человек появился... Фамилия Мушкин...
Ольга. Мушка?
Оннов. Нет, нет... Именно Мушкин... Я запомнил... Странный такой проект как бы о движении власти в сторону народа... Начинается с такой заставки, что стоит маленький мальчик на табуретке у открытого окна, манит Кремль к себе и говорит: «Кремль, иди ко мне!..» Вроде он дома один и ему поиграть не с кем... Наивно, конечно... Но как-то запало... Я и проигрываю... (Делает знаки, стоя у окна.) Кремль, иди ко мне! Ну иди же ко мне, Кремль! Иди!
За окнами темнеет. Слышен нарастающий гул, грохот, стоны, тяжелое дыхание, тяжелая поступь, шум камнепада, скрежет ломающихся деревьев, искаженный звон курантов.
Ольга (в ужасе). Коля! Он пошел! Он идет на нас!
Оннов (кричит в окно). Стой! Не ходи! Ты куда? Стой, где стоял! На месте стой! Не двигайся! Не надо! Не надо ходить к нам! Не надо, тебе говорят! Стой!
Шум и грохот постепенно затихают. За окнами светлеет.
Ольга. Что это было? Мне показалось...
Оннов. И мне показалось...
Ольга. Он на месте?
Оннов. На месте. Вернулся.
Ольга. Какой он все-таки красивый...
В гостиную входит человек в одежде, представляющей что-то среднее между костюмом опричника времен Ивана Грозного и костюмом кучера XIX века.
Человек. Доброго здоровья. Лошади поданы. Господам кататься.
Оннов и Ольга в изумлении смотрят на вошедшего.
Оннов. Братец, ты кто?
Человек. Человек ваш дворовый Гаврила. Названный так в честь архангела Гавриила. Защитника Москвы-матушки нашей.
Оннов. А куда же ты повезешь нас, братец?
Гаврила. А куда господа прикажут, туда и повезу. Солянка, Якиманка, Полянка, Таганка... Сегодня день такой. Все на лошадях. По всей Москве — экипажи, экипажи... Под старину косят... А вам и сам Бог велел...
Оннов. Почему же это, братец?
Гаврила. Ольга Стефановна у нас происхождения дворянского... Да и вы... из купеческого сословия... Каштанова, мануфактурщика, прадеда вашего, в октябре месяце замучили, проклятые...
Ольга (взволнованно). Откуда он все знает? Вы откуда все знаете про нас?
Гаврила (терпеливо). Да я же говорю: я ваш человек... ваш дворовый человек... Я всегда здесь, во дворе... Поедемте кататься, господа... Слышите — колокольчики заливаются... Полетим мы с вами с ветерком в даль благодатную...
Оннов. Спасибо, братец, не надо... Господа отдыхать хотят... Иди с Богом...
Гаврила (топчется). Так велено ведь сегодня... всем кататься... в конце карнавала... для радости жизни...
Оннов. Кем велено, братец?
Гаврила (переминается с ноги на ногу). Красивый вид у вас из окна... Просили передать... того-этого... больше его-этого не двигать... А то... типа того-этого... памятник архитектуры... охраняется государством... А то... типа того... восстанавливай потом... Каждый двигать начнет...
Ольга (поспешно). Мы больше не будем... Правда, Коля?
Оннов. Просто вот никогда.
Гаврила (повеселел). Вот и хорошо... Еще просили передать, что типа того, что не сердятся, а даже типа наоборот... приветствуют... и вообще жить-то ведь на свете хорошо, правда?
Оннов. Истинная правда.
Гаврила. Значит, пошел я... С Богом, как вы сказать изволили... Сейчас на заутреню в храм зайду... о грехах своих помолиться... А если, господа, кататься все ж-таки надумаете... кликните меня... Ладно? Еще как прокатимся... Прощайте. Простите, если что... (Кланяется.)
Оннов. И ты нас прости.
Гаврила уходит. Ольга садится на подоконник, залитый солнцем.
Ольга. Николай Алексеевич! Давайте начнем все сначала.
Оннов. Мне поздно сначала... Я уже старый, Оля...
Ольга. Вы маленький, Николай Алексеевич... Вам надо купить портфель и отправить вас в первый класс... Вам очень пойдет... Я очень люблю вас, этот город и нашу глупую, смешную, ни на что не похожую и никому не нужную жизнь... Мы здесь в гостях и ненадолго. Ах, как жалко... (Смеется.)
Стоят, обнявшись, у окна.
|
