Валерий Ильич. Даже удивляюсь, как я мог как бы пойти вчера. Странно. Это был вероятнее всего эмоциональный как бы срыв.
Ольга Петровна. А что такое было?
Валерий Ильич. Я вчера ходил вдруг. И опять обезножел. Не могу как бы ни ногой, ни рукой сегодня снова. Сын как бы видел это вчера. Я не придуривался, поверьте!
Ольга Петровна. Вы не из-за меня, надеюсь, ходить стали? Прошу прощения. Я выпью - дурная. Конгруэнтность и обскурантность напрочь вдруг отсутствуют, как врежу. Я не хотела, если из-за меня. Сидите лучше в коляске. В смысле - мне так стыдно, ужас. Простите. Мы странно встретились и странно разойдемся. Хоть в баню иди. Чего-то ляпнула и сама не знаю. А вот что у меня есть. Для юмора. Развеселю вас сейчас, ага? Лизка, становись рядом, прощения просить будем.

Смешно? Поет, зараза! (Хихикает.) Не поняли почему это? Это у меня для юмора фонарь во лбу. Для вас. Чтобы вас рассмешить. Смейтеся, ну? Это от мужа осталось, от третьего, он на дачу с этим фонарем ездил, когда мешки с картошкой тащил домой к электричке. По темноте, по снегу идет и, чтоб не провалиться - фонарь во лбу у него был. Дурак он был, мой муж. Третий. (Смеется.) Не смешно?

Не смешно? Снять?
Георгий. Нет, пусть светит. Что вы. Пожалуйста. Очень красиво.
Ольга Петровна. У меня рука занемела его нажимать. Смейтеся. Не смешно?
Георгий. Смешно. Оставьте.
Ольга Петровна. Ну, оставлю. Мы бутылку и пожрать принесли. То есть, покушать принесли вам еще, а то вчера все сожрали, ой, бессовестные какие! То есть, я хотела... Мы принесли котлеты, я сделала, и бутерики с колбасой и сыром я вам сделала. Бутериков не хочете? Бутербродов, в смысле. И пирог. Сегодня с рыбой. Рыба саласа, по краям волоса, а посередь полоса. Это я пошутила. У нас еще и вчерашний яблочный не съетый. Ешьте. Лизка, подь ты в баню, что встала? Морду кирпичом и - садись. Я выпью, от стыда? Хотя пить, Жорик, особенно вам, не надо, потому что похмелье - новое пьянство, а потом ты нервный станешь. Вы, то есть, станете нервный, Жорик, вот. Простите нас. Пожалуйста. А?

Георгий. Пожалуйста, присаживайтесь, в ногах правды нет, что ж вы. Садитесь.
Ольга Петровна. Можно, да? Мы бутылку... (Сели за стол обе, Ольга Петровна быстро наливает, пьет.) По рюмочке можно. И пирог стоит, и свечки, и все на месте. Как вчера. Начнем опять, как вчера, будто друг дружку не знаем и станем знакомиться, да ведь? Ой, облилась! Правда, стыдно. Простите. Простите меня. Я сильно воевала вчера?
Валерий Ильич. Очень хорошо даже, что вы как бы воевали. Все в порядке. Правда, я обезножел как бы, сын, ты слышишь? Вы можете подумать, что я как бы придуривался, но неправда. Я правда, правда... (Плачет.)
Георгий. Слышу. Принести консервов?
Валерий Ильич. Не надо. Я опять не могу, я опять, я опять... Опять будет по-старому, да, сын? Я все время плачу, я старый!
Ольга Петровна. (Наливает, ест, суетится.) Не старый. Плачьте! Правильно, давайте все сначала, как вчера, ага! Знакомимся. Я Ольга Петровна, это - Лизок, моя дочка. Вы - Валерий Ильич, это - Жорик, Георгий, то есть. Я начну сейчас рассказывать как вчера про моего сыночка Мишу и мою сноху Верку, про Веру и Мишу, про супругов Вер-мишель, ага? Да? Для юмора? Или не надо? Ой, я облилась опять. Это руки дрожат, от стыда. Напилась вчера. Мы пришли извиняться. Бутылку принесли. Бывает. Так стыдно мне, аж мелочь в карманах плавится. Собака, которая лает - не кусает, ага? Это я про себя. Не про вас, не подумайте!
Георгий. (Смотрит в тарелку.) Не стоит извиняться. Ничего не случилось. Все в порядке.
Ольга Петровна. Ой, а стенку как испохабили, ой! Вы мастер-ломастер, Жорик, ну зачем же вы так-то, а? Хотя, нет, правильно, молодец. Так и надо. Надо было еще поширше и глыбже рубить, а чего? Я серьезно, говорю, раз нервы: руби все. Ну, чтоб полегче стало. Ну, ничего, у меня есть краска, я закрашу. Сейчас пойду, кисточку принесу, закрашу, принести, да?
Георгий. Не надо. Не надо красить. Ничего не надо. Сидите.
Ольга Петровна. Сидеть? Ну, ладно. Посидим. Сегодня День Города, да, знаете? Тут будет салют за окном на площади скоро. А я с фонарем! Ой, облилась! Мы пойдем на крышу, там стол поставим и будем смотреть салют, ага? Или можем вас в лифт закинуть, Валерий Ильич, и поехать на улку?
Валерий Ильич. Как, в смысле, в лифт? Не надо, пожалуйста. Меня в лифт закидывать, пожалуйста, не надо! Я старый! Но я еще пригожусь вам! Не убивайте меня, не надо! Сын! Ты слышишь меня?! (Плачет.)
Ольга Петровна. А? Кто кого убивать тут собрался? Подьте вы в баню!
Георгий. Папа плохо себя чувствует. Пройдет.
Валерий Ильич. Не надо меня закидывать в лифт! Не надо!
Ольга Петровна. Да ты чего, да вы чего? Ну, в смысле, я сказала: на лифте покатимся, а вы чего? Тише, смотрите, какой фонарь у меня во лбу, прям на вас светит, не плачьте, утю-тю-тю-тю, ну?! Нет, не поедем на лифте, там народу будет, на салют придут, затопчут еще нас с вами, лучше тут, на крыше. (Помолчали.) Снять мне этот фонарь долбанный? Жужжит и жужжит. Одежу так и не надели. Ну наденьте, а? Или брезгуете? Это новое все. Я ему, мужу третьему, этот костюм покупала на рынке, на похороны. Ой, смешно было! (Смеется.) Говорю Лизке: "Покупай на размер больше, а то он одеревенеет, как помрет, как я тогда на него костюм одену?!" Да, сказала так, а потом говорю: "Нет, он же один уже будет, я умру первая, раньше помру!". Ну, думала, что я больная такая и помру, а он будет жить. Ну, говорю: "Все равно кто-то будет на него одевать его!" Сказала: "Вот, на размер больше и покупай, Лизка!" А как помер, другой надела ему, старый костюм. Натянули мы с Лизкой на него, красивый в гробу лежал. Сожгли. А урнучку только на сороковой день забрали, помнишь? Совместили. Сорок дней отпраздновали, и урнучку забрали. И закопали там, на кладбище в уголку, не было денег на памятник и так далее. (Молчит.) Чего я его вспомнила? Жалко его чего-то стало. Надо про живых думать, не про мертвых. Ешьте яблочный пирог, вкусный. Черствый, правда, немножко стал уже. Ой, снова облилась. Похоронила его в другом, в старом костюме. Мертвым-то все равно. Дура. Чего костюма пожалела, а? Хотя правильно. Сберегла и он вот пригодился. Или не будете носить? Он ведь новый костюм, нецелованный, будет тебе, вам, Жорик, в аккурат. А?

Лизка, нажимай ты давай на педаль, да посильнее, а то у меня рука отваливается. Все хочу их рассмешить, а они не смеются. Нажимай, а я буду с фонарем сидеть, быстрее, ну?!
Лиза. Давай.

Ольга Петровна. (Смеется.) Во, у тебя силы-то много, не выработанная ты, спишь целыми днями, не работаешь, вот, все стало видно вокруг сразу. Ну дак че, мир у нас или нет? Или все обижаетесь? Ну, будете это тряхомудье носить или я его выкину сейчас с крыши, а?
Валерий Ильич. (Смотрит на Георгия.) Будем. Будем, да, сын?
Ольга Петровна. Ну дак наденьте сразу. Раз праздник, День Города, вот мы и принарядимся. Я вон в кудрях буду, Лизок в новом парике, ага? А медали есть у вас, Валерий Ильич? Тоже наденьте, раз есть.
Валерий Ильич. Да. У меня есть. Много. Принеси, сын. Я сам не могу.

Ольга Петровна. Ну вот и наденьте. Праздник все ж таки.

(Валерию Ильичу, шепотом.) Он чего такой смурной? Ну, подумаешь, поорали, по пьянке, бывает. Я не дралася ведь? Вот, выпью - дурная. Чего тут было-то вчера, я заспала?
Валерий Ильич. Нормально. Он оденется и я тоже сейчас надену это как бы.
Ольга Петровна. Лизка, спрячь топор подальше и давайте выпьем снова и еще раз за знакомство. (Выпили.) Ну вот. Легче. Опять гостей со всех волостей. Ой, облилась. Лизка, у тебя глаза, как у часов с маятником ходят туда-сюда. А с чего? Нам все простили. Все нормалек, ага? Ладно, Лизок, ты у нас мнака, а я кака. Лажовщица я, да. Пей, ешь. Ой, какое у нас епщество опять хорошее, шайка-лейка! Расскажи что-нибудь, Лизка? Ну хоть какую-нибудь килечку кинь, а? Оделся он или нет? Нажимай педаль, он выйдет, мы его осветим! Ишь, косой. Злой какой. Косой, косой, подавился колбасой. Нет, он же у нас не косой, а картавый. (Смеется.) Ну, покричали вчера. Один раз можно. Один раз не пидорас! Говорила ведь я Жорику это вчера, да? Ешьте. Котлеты вот, сама делала. Ешь, Лерик, ты у нас будешь чемпион по котлетометанию, если будешь много котлеток кушать! Ой, надо было лизнуть, а я г-х-авкнула! Мы же на "вы" с вами, Валерий Ильич, забыла! Выпьем! Ой, облилась!
Валерий Ильич. Его долго нет. Я как бы боюсь теперь. Посмотрите, он там?
Ольга Петровна. Да что с ним будет? Переодевается! Марафет наводит! У вас теперь будет много марафету, все, что от мужа осталось - вам! Я с ним столько намучилась, с третьим-то, ой, не пересказать, сколько урыдывалась. А про отца, Лизка, скажу: дура ты. Не вспоминай его плохо. Ты забыла, сколько я пережила с ним? В морг приехали, там говорят: "Из ушей кровь бежит, изо рта кровь бежит - не будем одевать, доплачивайте!" Вот мы с тобой и корячились вдвоем, помнишь?
Лиза. Помню.
Ольга Петровна. А что ж ты его ругаешь?
Лиза. Я его не ругаю. Опять завелась? Уговаривала пойти, а теперь? Или я уйду сейчас. Сама сиди тут.
Ольга Петровна. Подь ты в баню! Уйдем вместе. Выясним и уйдем. Да что ты жмешь и жмешь на этот фонарь, на нервы капает, скрипит, а?
Лиза. Сама сказала.
Ольга Петровна. Ну жми, раз я сказала, да сильнее, сейчас он выйдет и мы его осветим. Вот, анекдот вспомнила! Бывают в жизни злые шутки, сказал петух слезая с утки! Это я все шутки придумываю, чтоб вам вчерашнее сгладить, поняли? Обидно за вчера, досадно, да ладно. Откат нормальный у вас, нет? Смейтеся!
Валерий Ильич. Что вы сказали?
Ольга Петровна. Я говорю, Валерий Ильич, мы мириться пришли. Я говорю: мне стыдно. Что ж это я вчера скандал зачала, а?
Валерий Ильич. Все было в порядке как бы, что вы.
Ольга Петровна. Лизка, ну? Подь ты в баню! Хариус воротит. Злится на меня. (Шепотом.) Да он первый орать начал! Ну, въехали мы, я сказала тронную речь. Могу я? Въехала в майдан новый и речь сказала. (Поет.) "На майдане яблоки спеют ароматные! На меня не смотришь ты, ля-ля-ля!!!!" Во мне умерла певица, знаете, да? (Кашляет.) Завожусь, зараза, выпила чуть, а на старые дрожжи - и пьяная, хоть бы ты меня останавливала, а то я распелась, как этот за стенкой, он меня заводит! Он сегодня русского поет, вот и заводит, а ты не остановишь.
Лиза. Не буду я тебя останавливать.
Валерий Ильич. Я как бы очень радуюсь, что вчерашний инцидент исчерпан. Будем как бы кушать. Я голодный, как крокодил холодный! (Смеется.)
Ольга Петровна. Будем... Исчерпан?
Валерий Ильич. Будем. Вы не человек! Вы - солнце! (Вытирает слезы.)
Ольга Петровна. Кто солнце? Я солнце? Правда? Дак ты... Вы...
Валерий Ильич. Что?
Ольга Петровна. Я говорю: у меня брачный крик марала был это вчера, вот. Это я упала в пропасть страстей. Вы виноваты, завели меня так сильно далеко.
Валерий Ильич. Я? Да? Я вас завел вчера?
Ольга Петровна. Еще как завел. Все! Хватит! Как дурочка тут перед вами, с фонарем сижу. Смешу их, а они не смеются. Хватит на педаль жать! Себе надень.

А ты не мастер художественного свиста, не трепездон, нет? Назад сейчас крутить не будешь? Слышишь меня, нет, ты, грязный мальчишка Тарзан? Я прям аж боюсь, что оборвется у нас с тобой, сколько раз в жизни обрывалось, боюсь: пуганая ворона на воду дует...
Валерий Ильич. Я не понимаю как бы о чем вы? Я так рад, вы тут как бы.
Ольга Петровна. А вчера? Ну про женитьбу-то, вчера обещал?
Валерий Ильич. Я обещал?
Ольга Петровна. Вот, здрасьте! Вот, военные люди, слово не держат, наша армия нас как охраняет, ай-яй-яй!
Валерий Ильич. Ну, если обещал. Само собой. Постольку поскольку...
Ольга Петровна. Подь ты в баню! Не врешь? А ну - крест во все тело?
Валерий Ильич. Что?
Ольга Петровна. Посмотри мне в глаза? (Молчит.) Лизка, не врал! Порядок! Ну, слава Богу! Хорошо! Я невеста! Нас с тобой будут звать как Верку и Мишку. Оля и Валера - О-Лера, супруги Хо-ле-ра! Лерик, дай я тебя почеломкаю, облобызаю! Нет, я тебя за эти слова готова в жопу поцеловать! (Хохочет, чмокнула Валерия Ильича, крепко прижав к себе. Принялась снимать бигуди.) Ну, ладно. Вот и настроение стало как надо. Лизка, он не шутковал, слышишь? Хорошо! Ой, хорошо! Ой, облилась! Я невеста! Квартира! Лизка! Поздравь! (Помолчала, села за стол.) Лерик, я с тобой только выяснить кое-что должна на будущее. Вот тут, на берегу! Выпью и скажу тебе что-то. Чтоб понятно сразу было. Точки над "е" поставить сразу. Знаешь, что я хотела сказать? Ты вчера такое сделал, а я промолчала. А сегодня скажу. Я всю ночь не спала, про это думала. (Выпила.)
Валерий Ильич. (Улыбается.) Про что? Я не понимаю как бы?
Ольга Петровна. (Тихо.) Не понимаешь? Не помнишь? Ну, конечно, все правильно, я вчера такая-рассякая была, может быть, да. Но вот чего я не терплю, Лерик, это когда пальчиком у моего носа... Понял?! (Орет вдруг, что есть силы.) Пальчиком у моего носа вот так вот - не надо! Попридержи руки-крюки! Не надо у моего носа пальчиком вот эдак-то, кому другому делай, а мне - не надо пальчиком!!!!
Лиза. Он не делал тебе пальчиком. Тебе никто не делал пальчиком.
Валерий Ильич. Я как бы не делал никому пальчиком...
Ольга Петровна. Не звени ведром! А кто мне вчера делал пальчиком?! Это мне приснилось? Я сказала: пальчиком - не надо!!! А то я пальчик и откусить могу, коз-з-зел! Пальчиком у моего носа вот так вот - не надо! Не надо пальчиком вот так вот! Пальчиком вот так вот - не надо у моего носа!!!! Слышишь?!

(Села, спокойно.) Кто хочет пирога с рыбой? Ешьте. Ешьте, вкусный. Есть и с яблоками. У меня дочка кесаренок, говорила я? Поздно родила. Поздно. Уже поздно, а я чай дую, не усну потом, от чаю и впечатлений. Лизка надулась, как мышь на крупу. Э, Севастьян, не узнал своих крестьян, ты чего? Где он там ходит? Переоделся, нет, друг сердечный, таракан запечный?
Валерий Ильич. Посмотрите, я как бы боюсь за него... Он может выйти там на крышу, там окно... Он там?

Лиза. Там.
Ольга Петровна. Значит, Лерик, все, как договаривались? Будем, стало быть, свадьбу готовить? Я невеста?
Валерий Ильич. Да. Невеста. Я вас люблю! Только надо спросить у сына разрешения!
Ольга Петровна. (Смеется.) Правда? Слышала, Лизка?! Солнце ты мое, Леричек! Лизка, я опять невеста! У меня аж крылья! Я аж летать хочу! Мы спросим у него сейчас разрешения! Лерик, у меня вдруг сейчас начался творческий запор! То есть, наоборот! Я станцую, пока он там, можно? Чтобы ты увидел, какая у тебя жена многогранная! Знаешь, Лерик, я вот так вот рукой сделаю и вдруг чувствую, что во мне умерла балерина. Я должна была бы танцевать в балете, блин, зараза. Я вам станцую сейчас. Дайте музыку. Нет! Вот что. Лерик будет стихи читать, а я буду танцевать под песни этого, за стенкой который. Читай, Лерик!
Валерий Ильич. Я как бы не знаю, что?
Ольга Петровна. Подь ты в баню! Хоть что. Читай! Чтоб как концерт был, как спектакль на сцене будто! Читай, сказала?!
Валерий Ильич. Сейчас, сейчас... Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. То как зверь она завоет, то заплачет, как дитя... (Плачет.)

Ольга Петровна. Танец посвящается памяти моего мужа!!! Красиво, Лерик? Я еще в форме, ага? Лизка, надень фонарь на Лерика, пусть он мне светит, а ты педаль нажимай! Пусть путь мне освящает Лерик мой! Свети мне! Лерика уговорили, теперь выйдет Жорик - столкуемся! А ты, Лерик, читай! Помнишь еще?
Валерий Ильич. (Рыдает.) "Пусть будет мир, земля и солнце, живет земля и доброта, пусть будет юным ваше сердце и пусть друзья живут всегда!"
Ольга Петровна. (Танцует.) Это что такое?
Валерий Ильич. Такие стихи... Я как бы счастлив, говорю! Только надо спросить у сына разрешения!
Ольга Петровна. (Села, дышит тяжело.) Выфильтикультипнулась я немножко. Душевно читаешь. Со слезой. Отдохну, зубы накрашу и дальше буду танцевать.
Валерий Ильич. Где же Георгий? Надо спросить... Может, как бы не надо плясать вот так сильно пока?
Ольга Петровна. Надо, Лерик, надо. Жалко. Умерла во мне балерина и все тут. Я мужа любила. Это танец прощания с ним был и танец для нового мужа. Для тебя. (Выпила, ест.) Ой, облилась! Нет! Это не танец в честь моего третьего. Наоборот! Это я ему в отместку танцую! Моему третьему! Я на его костях джигу станцую! Он раньше помер! Тварь! Пусть там! (Рыдает.) Как я его любила, гада, алкаша, как я его любила...
Лиза. Мама. Совсем пьяная опять стала. Не позорься. Сядь. Противно.
Ольга Петровна. Чего?
Лиза. Смотреть на тебя противно, мамочка. Что с тобой, мамочка?
Ольга Петровна. (Молчит, смотрит на Лизу, слезы вытирает.) Что со мной, доченька? Не знаю, доченька. Помру скоро, доченька. И все богатство тебе достанется, доченька.
Лиза. Не надо мне ничего от тебя, мама. Ничего, мама. Ничегошеньки, мамочка.
Ольга Петровна. А кому оно надо, доченька? Мне в гроб все с собой забрать, доченька? Кому я копила, доченька? Для кого недоедала, доченька?
Лиза. Хватит.
Валерий Ильич. Выпьем! У меня тост созрел! Можно, нет?
Ольга Петровна. (Помолчала.) Можно. Вали. Только не в штаны!
Валерий Ильич. За наших прекрасных Марусек! Так, нет? (Смеется.)
Ольга Петровна. Остряк-самоучка. (Молчит.) Лизка, ну, иди уже, посмотри, он там или его уже там и быть бывало?

Ну вот, пришел, а мы думали ты на крышу ушел, думали - тебя там и дырка свистнула! А ты живой! Ну, хороший костюм. Рубашка ой какая. Обхайрать рукава только надо. Обрежешь, Лизка? Чтоб была рубаха, как рубаха. Хотя, Жорик, скажу тебя по секрету: баба смотрит не на рубаху, а на забабаху. Чего ты встал, не двигаешься? А, Жорик?

Я уж танцевала тут, без тебя, что атмосферу сделать. Человеческую, а не как на поминках. А то весь прям кагал сидит, дуется. А мы вот с Жориком в новом костюме с ним станцуем, ага? Красивое что-то? О, этот как раз за стенкой запел! Мы под него!

У кого ноги пахнут? Нет, я не к тому, что плохо, а хорошо. Потому что: хотишь стирать? Хочу. Значит - будешь ему женой. Я выстираю все. Ну, Жорик? Не обижаешься на меня за вчерашнее? Подь ты в баню! Бывает. А то вы прямо будто в туалете розами ходите, так, нет? Не сердись, что я выступала вчера. Я вот даже спою вам. Громче этого застеночника, любимую песню! (Поет, кричит.) "Белые туфельки вам были куплены! За нежные ласки богатым купцом! И в этот же вечер стройными ножками! Вы вальс танцевали, кружились кольцом! Теперь вы лежите совсем непохожая, белые туфли стоят возле вас! Белые туфельки, белое платьице, белое личико, словно атлас!!!" Лизка, будешь меня хоронить, чтоб на похоронах моих все эту песню хором пели! Хором и грустно! А этого из-за стенки позови тоже петь! Пусть халтура ему будет! Подкалымит пусть на моих похоронах!

Лиза. Мама! Сядь! Оставь его!
Ольга Петровна. А что такого? Развлекаемся с сыночком! Мне еще с сыночком разобраться надо за вчерашнее! Он ведь вчера меня обскорбил, а прощения не просит, нет, не так? А мужчина. Должен у дамы просить! Эй, подь ты в баню, не так быстро, даму ведешь все ж таки, даму, даму! Озверел просто. Ты медляк давай, эй, за стенкой, не спеши, медленное что-то, дамское давай, а то орет, гад!
Георгий. Нравится? Нравится?
Валерий Ильич. Сын, не надо! Пожалуйста! Прошу тебя!
Ольга Петровна. (Кричит.) Отпусти меня, твареныш!

Что вы себе позволяете? Безобразие. Я ведь все-таки ж женщина. Я понимаю, что для вас мы не интеллигенция, но мы тоже иногда!!! (Помолчала.) Танцевать, но не до такой же степени, Жорик? Будто перед смертью. (Платье, прическу поправляет.) А правда, у тебя есть акценток какой-то, картавишь ты, ну да, теперь услышала.
Георгий. Что? Что вы сказали? Повторите?
Ольга Петровна. Подь ты в баню! (Наливает, пьет.) Да ничего я не сказала. Как напугал. Лизок, у онанистов, я слышала, на руках волосы растут. Научно обоснованное мнение. Так что, Лизок, нам придется с Лериком пожениться, а вам - нет. Бывают в жизни злые шутки, сказал петух слезая с утки. Лизка, ну коммуницируй, давай, говори что-то или станцуй! Хоть одна, хоть с Жориком. А я с Лериком буду лучше. Да?
Валерий Ильич. Да, Олечка, да. (Плачет.)
Ольга Петровна. Как-то у меня настроение стало совсем распрохорошее!

Ой, салют уже! Проспали! Пошли быстрее на улку! Ой, сколько народу!

Красиво, как за границей! Будто пожар! За границей, Лерик, я слышала, на Западе, если пожар, то дело происходит так: они ведра подают и все друг дружке говорят: да спасибо, да пожалуйста, да спасибо, да пожалуйста! И такие вот вежливые - страх! И до тех пор передают ведра и друг друга благодарят, что аж дом сгорит, а они все друг дружке "спасибо" говорят. Хотя, Лерик, за границей - плохо. Они нас ненавидят, русских людей. Потому что мы умнее всех. Лерик, не кури американские сигареты, потому что они все поднаркоченные! Отравляют нас! А по телевизору что показывают? Мужики, бабы, все вповалку, бабы как мужики, мужики как бабы, фу - ересь, ужастики!
Валерий Ильич. Да, солнце! Так, солнце! (Плачет.)
Ольга Петровна. (Кричит.) Лерик, а ну покажи, как ты был военным? А ну, крикни им там вниз, как надо, ну? Как положено военным, ага? Слабо тебе сейчас показать мне, как ты командовал? Ну, покажи невесте своей? Снова выстрел и снова в небе зажглись огни. Толпа на улице рычит, кричит "Ура!", поет и пляшет. Летает над городом самолет, разбрасывает листовки, новогоднюю мишуру. Ветер подхватывает бумагу и несет ее на крышу. Ольга Петровна кричит что-то радостно. Георгий и Лиза сидят за столом в квартире.
Георгий. (Говорит громко, чтобы его услышали на крыше.) Папа служил в стройбате. Тоже, что прорабом на стройке. Никем не командовал. Только врал всю жизнь.
Валерий Ильич. (Кричит.) Я командовал, сын! Я командовал! И пожалуйста, прошу тебя, сын - у меня из-за тебя все сыпется между пальцами, вся моя жизнь, я умираю, но ты-то хоть не толкай как бы меня в могилу, пожалуйста! Ведь ты сын мне! Зови меня на "вы" как бы, как всегда было, я несчастен, не видишь, то есть, Олечка, в смысле - счастлив я безумно, счастлив! Я жених, да? А Олечка, невеста! Он разрешил нам!
Георгий. Папа, папа... Бред советских генетиков все, что ты говоришь, папа...
Ольга Петровна. (Кричит.) Ну дак крикни, раз счастлив, крикни, как командовал!
Валерий Ильич. (Приподнялся, заорал.) Пооооолк!!!! Равняа-а-а-а-а-йсь!!!!! Смирно-а-а-а-а-а-а-а! Первая рота прямо, остальные направо-о-о-о!!!!!!

Лиза. Народ разойдется, трамваи пустят и поеду домой. Больше не буду приезжать сюда, короче. Пусть она сама тут. У нее совсем крыша едет, пусть делает, что хочет. Так что - прощай. Гога. Жорик. Георгий. Чао, как говорится.
Георгий. Чао.

Лиза. Опять на лестнице тетка плачет. Который день ходят эти все, кто тут жил, кого мы тут расселили. Уезжали - радовались, что бегут от глюков, от своей Лизы, а уж через день стали приходить, бегут снова в свой клоповник, и плачут. Над чем? Не над покойницей ведь. У них тут что-то было, что ли? Чего потеряли тут? Тут ничего не было. Тут была вонючая коммуналка и все, больше ничего. Тут одна радость есть: ваша китайская квартира и мальчишка, который целоваться не умеет. А, Георгий? Почему мне никто не сказал, что так важно не делать ошибок в самом начале? Гога, слышишь меня? Почему?
Георгий. Вы сегодня стали по-русски разговаривать?
Лиза. Я - русская, вот по-русски и разговарию. (Помолчала.) Ну, поцелуй на прощание, что ли, короче?
Георгий. Помашем рукой друг другу.
Лиза. Не хочешь? Брезгуешь? Всех целуешь, а меня нет?
Георгий. А вас - нет. Лиза вдруг кинулась на колени перед Георгием, плачет, гладит его.
Лиза. Георгий, так не делается. Начал, так надо кончать, милый, понимаешь?! Посмотри мне в глаза, отвечай: для кого себя решил беречь? Куда ехать? Мне все равно, просто ответь, чтобы я знала? Покойнице своей верность сохраняешь? Ты вдумайся, Гога? Кому?! Костям, скелету, праху, гнили? Ты вдумайся?
Георгий. Оставьте меня, пожалуйста, в покое.
Лиза. Елизавету свою, мертвую, жалеешь, а меня, живую, нет?! Я ведь тоже Лиза, я тоже бедная Лиза, меня кто пожалеет?
Георгий. Я всех не обогрею.
Лиза. Георгий, поцелуй меня, а?! Георгий, спаси меня, а?! Спаси, мальчик, меня, ты же умеешь... (Быстро бормочет.) Горячий мальчик, хорошенький мальчик, славненький мальчик, красивенький мальчик, бедненький мальчик, горячий мальчик, хорошенький мальчик, славненький мальчик, красивенький мальчик, бедненький мальчик, я тебя люблю, какой сэкси, бедная Лиза, Георгий, милый, прости, все неправда, наврала, мальчик, худенький мальчик, тоненькие пальчики, желтенькие пальчики, милый мальчик, мальчик милый... Мальчик...
Георгий. Я не мальчик. Не трогайте меня. Не хочу. (Оттолкнул Лизу, встал у окна.)

Ольга Петровна. Ты зачем сказал ему кричать?! Он помер!
Георгий. (Взял отца за руку.) Положите его на кровать! Быстрее! Все в порядке...
Ольга Петровна. В порядке? Как в порядке? "Скорую" вызвать, так не проедет сквозь толпу! Куда кладешь, на кровать нельзя, это кровать Героя! Лерик, миленький!!!! Не умирай, я столько вас схоронила, хоть ты живи, хоть какая зацепка в жизни мне была б!
Георгий. Кладите на кровать, сказал?!
Ольга Петровна. Лизка, свети фонарем, не видно!!!!

Георгий. (Георгий то гладит отца, то стучит его по щекам ладонями, бормочет.) Папа, папочка, не умирай, прости меня, папа, папочка...

Ольга Петровна. (Вдруг хихикнула.) Перевозбудился. Задохнулся от свежего воздуха. Да не умирает он. Подь ты в баню! Видишь, он меня гладит по заднице! Игрун! (Смеется.) Вот старичок... Отстань, Лерик, салют пропустим!
Валерий Ильич. Ы-ы-ы-ы-ы....
Ольга Петровна. Ну пусть полежит. (Смеется, села на место.) Я поем. Ой, облилась! Заодно сейчас наденем на него эти тряпки, медали, а то чего они тут валяются. Ноги расстопыривай, женишок, буду на тебя штаны надевать!
Георгий. Ты опять придуривался? Папочка? Опять наврал?
Валерий Ильич. Ы-ы-ы-ы-ы... (Улыбается.) Сын. Что ж ты обижаешься... Я старенький. Нет, я не придуриваюсь. Но я люблю, когда меня умащивают, когда за мной ухаживают, ну что я могу с собой поделать, я военный... И она мне нравится. Олечка, мы любим друг друга, так?
Георгий. Папочка... О, папочка! О, папочка, будь ты проклят, папочка!!!!

Ольга Петровна. Да что ж так нервничать-то? Подь ты в баню! Нет, мы будем отдельно жить. Или это что? Каждый день нам такие концерты будут? Ну, дедушка любит, чтоб за ним побегали. Что такого? Побеспокоились, ну и что? И пусть. Не обращай на него, Лерик! Давай, я на тебя все надену и поедем ко мне в квартиру. А вы ешьте лучше. Не пей, Жорик! Послушает меня, как же. Алкаш какой-то, Лизка, этот Жорик, ты заметила?

У ти моя клясавица, у ти моя холесая! (Смеется.) Ты нас заситись от Зорика, ага?
Валерий Ильич. Защитю.
Ольга Петровна. Защити нас, мы хорошие люди, честные!
Лиза. Честные давалки.
Ольга Петровна. Чего? Чего сказала? Да, мы честные, а есть на белом свете люди - нечестные! Очень много людей, должна сказать, нечестных, вот так!
Валерий Ильич. Кто сказал - что мы нечестные? Вы мне это как бы прекратите сейчас же! Поллк! Равняйсь!!! Смирно-о-о-!!!!
Ольга Петровна. Ты чего, Лерик?
Валерий Ильич. А ну - вон пошли! Кто сказал, что генерал Советской Армии нечестный?!

Ольга Петровна. Пьяный сделался дедушка наш. Просто в лоскут пьяный, никакой дрессировке не поддается. Говорил, что подполковник, а теперь - генерал. Не поймешь. Может, он вообще американский разведчик, а? (Смеется.) Пусть проснется, он чего так закричал? Я аж помидором облилась.
Лиза. Я поехала домой. К себе.
Ольга Петровна. Домой? Где твой дом. Поезжай. Мне-то. Курит стоит.
Лиза. Хоть бы сказала что на это.
Ольга Петровна. А то я будто не знаю. Ну, кури. Пей. Мне-то. Мне бы с собой разобраться. А еще про тебя думать. Да кто ты мне?
Лиза. Дочь, мама?
Ольга Петровна. Ой! Я тебе не мама. Я тебе всю жизнь - "мамик". Поезжай, не хочу тебя видеть. Ну? (Молчит.) Лерик, пьяный? Слышишь меня? Слушай: я в детстве ложилась в кровать, ела хлеб и крошки были на постели и мне что-то кололо всегда, а это был хлеб, обычный хлеб, а мне казалось - иголки, а это крошки были. Потом мама придет, подвинет меня, а я плачу, мама рукой эдак - раз! раз! - с простыни, и чисто, и опять не колет ничего. Крошки. (Взяла кусок хлеба, разглядывает его на свет абажура.) Надо же. Хлеб. Сделано из чего-то, вкусно как-то. Ничего не понимаю в жизни. (Заплакала, баюкает Валерия Ильича.)
Лиза. Чего ты?
Ольга Петровна. От счастья, чего еще. Ты слышишь меня, Лерик? Красивый ты в этом костюме. Пахнет от тебя моим. Ну, поехали ко мне? Проснись, пьянь! (Щекочет Валерия Ильича под подбородком.)
Валерий Ильич. Ы-ы-ы-ы...
Ольга Петровна. Дышит! Ну, Жорик, я теперь буду в вашем доме держать руки на пульсе. (Усаживает Валерия Ильича в коляску.)
Георгий. Хорошо, хоть не на горле.
Ольга Петровна. Тут вот рубашки еще, носки, трусы от дедушки моего - вам. Носите. Я его дедушкой называю, а он умер почти молодым совсем. А теперь был бы живой, то старый стал бы и вот он, на нас глядя с тобой, Лерик, порадовался бы. Все чистое это, никаких пятен нету. Я вообще не выношу, когда на белье пятна. Никаких пятен на белье чтоб у вас тоже не было, только естественная грязь. Лерик, дышишь? Поехали ко мне? Сладкая смерть, помнишь?
Валерий Ильич. Ы-ы-ы-ы-ы-ы...

Ольга Петровна. Дышит! (Смеется.) Лерик, а что у тебя за нос?
Валерий Ильич. То есть как бы не понял?
Ольга Петровна. Большой сильно. Только вот увидела. Нос, на семерых рос, одному достался! (Хохочет.) Где наша Муська? Пропала. Прыгнула с крыши и пошла на старую квартиру. А ведь ты, Лизка, злой котенок, выдра маленькая. Ты всю жизнь сидишь и жрешь мое и кусаешься еще. Так ведь, так. Злой с улицы котенок. Почему ты такая получилась, я тебя такую не делала.

Георгий. Белые туфельки... Белые туфельки...
Ольга Петровна. (Катает коляску по крыше.) Лерик, я тебе в рот засовывать буду пирог. Ешь!
Валерий Ильич. Не хочу.
Ольга Петровна. Ешь! Будешь здоровый! К врачам не пойдешь! К врачам вообще не надо ходить! Вот, если зуб болит, то надо его за ниточку к дверям привязать и дернуть. И деньги можно сэкономить так. Правда, правда. Я так с детства делаю и потому такая богатая в общем-то. Ешь яблочный пирог! Или рыбный! Или уже обожратушки, наелся? Лерик, ты похож на одного нашего продавца, ага. У него еще фамилия такая, как "Шасси". Ну, как это? "Спектор", что ли?
Валерий Ильич. Что?
Ольга Петровна. Спектор у него была фамилия.
Валерий Ильич. У кого?
Ольга Петровна. У одного продавца, который был на тебя похож, его машина задавила пьяного. Нет, не продавца, а грузчика в магазине.
Валерий Ильич. Что?
Ольга Петровна. (Возит коляску по квартире, смеется.) Да что это звенит и звенит?
Валерий Ильич. Колокольчики.
Ольга Петровна. Да что за колокольчики? Жорик, ты же снял вчера?
Георгий. А сегодня повесил. И будут тут они всегда висеть. И молчи, тетя Оля, мамочка, мамик, а то я, знаешь ведь... Итак много по-твоему сделал. Я, как ты сказала, зачистил тополь сегодня с утра. Он теперь помрет и не будет пуха.
Ольга Петровна. Правда? Вот молодец. Надо же. Послушался. И не ждала. Ну, правильно. А тополь станет сухой - на дом упадет, что тогда? Сразу же крышу снесет, последние этажи как срежет, и нас с ними?
Валерий Ильич. Он упадет, я думаю, в другую сторону, потому что в ту сторону ветер, у нас все время в ту сторону как бы ветер. Тут даже во дворе дети на полу написали мелом: "Сквозняк тут", то есть - тут все время дует ветер не в ту сторону, а в эту, и он упадет как бы на дорогу.
Ольга Петровна. (Хохочет.) Подь ты в баню! Не городи брахмапутру. Какие вы человеконенавистники? Ну упадет в ту сторону, на трамваи, что ж тут-то хорошего, ну? Еще больше людей поубивает, чем так, если бы на нас.
Валерий Ильич. (Плачет.) Царица моя! Я счастлив! Я не знал, что я могу что-то, я хочу жить, я вдруг захотел жить, мы поедем отдыхать с тобой в Париж, нет, на Сейшельские острова, будем гулять по пляжу, о, я люблю тебя, там камни и ракушки. О, я люблю тебя, я не хочу умирать, не хочу умирать!
Ольга Петровна. Подь ты в баню! Надо было лизнуть, а он г-х-авкнул! Солнце мое! А эту дырку мы тут закрасим, все, что он тут настучал. Мы соединимся, только мы через балкон соединимся, у меня строитель знакомый, он нарисует нам и мы будем жить! "Нарисую-буду-жить!", знаешь песню? Спеть? Грот мы тут сделаем, травой увьем все вокруг! Поехали ко мне! Сладкая смерть! А ты спи, Жорик! Я свет тебе потушу! За огонь дорого теперь платить, экономить будем! Мы одна семья! Пошли, Лерик, сладкая смерть, пошли!

Георгий. Бедная Лиза... Бедная Лиза...
Лиза. Милый мальчик...

Ольга Петровна. (Плачет.) Ну вот что мы наделали, а?! Может, он все ж таки опять придуряется, а?
Георгий. Теперь нет.
Ольга Петровна. Это сладкая смерть, правильно!
Георгий. Что?
Ольга Петровна. Ничего. А этот все байдака гоняет по крыше. Вот людям делать нечего.
Лиза. Кто?
Ольга Петровна. Да Эдик-педик этот. Да что это звенит и звенит?!
Георгий. Колокольчики.
Ольга Петровна. Да что за колокольчики?
Георгий. Мне подарил их один человек и сказал: как зазвенят, вспомни обо мне. Они звенят все время.
Ольга Петровна. Дак ты нам сто раз говорил это уже, а я тебя сто раз уже просила снять их, на нервы капает. А ты?
Георгий. А я снял. А потом снова повесил.
Ольга Петровна. (Кинула кисточку, села на место.) Ну вот что нам теперь делать? Надо батюшку, чтоб соборовал, что ли. А?
Георгий. Не надо. Он был неверующий.
Ольга Петровна. (Помолчала.) Ты что про него как про покойника? Может, он еще оживет? Это что он говорит, Лизка? Заговаривается? Что сказал-то, сам понял, нет?
Георгий. Понял. Вот. Теперь буду его с ложечки кормить.
Ольга Петровна. А я что?
Георгий. Вы нам чужая тетя.
Ольга Петровна. Ах ты, макака, черная кака. Я вам не чужая тетя! Раз его паралик разбил, то я теперь им тоже должна заниматься. У него паралик, ему надо сидуксен и элениум! Лизка, у тебя батюшки нету знакомого? Привели бы его сюда прямо и тут бы обкрутили бы его, отсоборовали бы, а потом бы нас обвенчали бы, а? Вот беда, а? И у меня нету. А загс на дом не вызывается, не знаешь?
Лиза. Нет.
Ольга Петровна. Сладкая смерть называется, я виновата в этом, понимаешь? Раз я виновата, то я буду за ним ходить. Прям мне стыдно говорить про это даже, что сладкая смерть у нас была. И без квартиры я за ним готова ходить. Ой, он опять глазами сверкает, Лизка, ходи с фонарем по комнате, смеши его, я боюсь. Отвлекай разговорами!
Георгий. Кого?
Ольга Петровна. Никого! Прорубил окно в Европу, дурак чертов. Взяла кисточку, снова красит то место, которое рубил топором Георгий.
Лиза. (Смеется.) Что вы к этой стенке привязались: то рубят, то красят.
Ольга Петровна. Ты чего смеяться-то стала?
Лиза. Весело мне. Хорошо, и смеюсь.
Ольга Петровна. Хорошо ей. А мне плохо! Ешьте давайте пирог. С рыбой и с яблоками. Хороший пирог. У нас с ним попытка была. А ты знаешь, что замах хуже удара? Завалил он меня, ой, прямо стыдно мне, краской обляпалась из-за вас. Обнимались, лобызались, ну, делов-то, он целоваться не умеет, чмокается только, слюнями, фу, кто твоя мать-то была, почему не научила его? Дай ему с ложечки яблочного пирога.
Лиза. Мама, твои пироги есть невозможно. Ты не поняла еще?
Ольга Петровна. Как невозможно? И что же вы, ели, жрали, давились, столько дней толкали их себе в глотки и молчали? Дак его, может, перекосоебило от того, может, что он пирога покушинькал?

И молчали? Да что ж вы за люди, зверье такое, да что ж такое из вас выйдет, раз вы врете и врете все тут вокруг, гады, твари? Все врут, ты посмотри, а? (Плачет.) Стыдно вам. Конечно, яблочки были червивые, я обрезала, но я же не пробовала, я не ем стряпню, которую готовлю сама, только покупное я ем.
Лиза. Куда ты его?
Ольга Петровна. В лифт!
Лиза. (Смеется.) Это ж не мусоропровод, мама.
Ольга Петровна. Ну и что? А я научилась открывать шахту, сразу, как приехала.
Лиза. Зачем тебе?
Ольга Петровна. Буду если кончать с собой, то туда прыгну. Стою и смотрю вниз каждый день и думаю - спрыгну вот вам всем на головы, твари! Чтоб вы запомнили, что говорить надо было про пирог сразу, что он плохой, чтоб вы знали, что не надо врать никогда! (Красит стенку, плачет.) Как я жить буду, если он помрет? Сколько я могу мужиков хоронить?! Заберите это барахло, к черту заберите, дайте мне мужика!

На, бери. Тварюга, тебе копила всю жизнь!

Георгий. Папочка...
Валерий Ильич. Ы-ы-ы-ы-ы...
Георгий. Папочка...
Валерий Ильич. Ы-ы-ы-ы-ы...
Георгий. Папочка...
Валерий Ильич. Ы-ы-ы-ы-ы...
Георгий. Ты меня узнаешь, папочка?
Валерий Ильич. (Спокойно.) Что ж я, совсем в маразме, что ли, чтоб тебя не узнать? И не говорите при мне как бы гадостей. Я все слышу.

Ольга Петровна. Ты опять придуривался?
Валерий Ильич. (Помолчал, улыбается.) Мне надо было скрасить как-то как бы свою несостоятельность.
Ольга Петровна. Где?
Валерий Ильич. В постели.
Георгий. Я знал: все в порядке. Ну и хорошо. (Смеется.) Папа, я хотел сказать: я уезжаю. Мы - уезжаем. Прощай. Ты прости меня за все, но мне - ехать надо. Останетесь тут вот с... мамой.

Ольга Петровна. С какой мамой? Со мной?! Я, что ли, с ним должна остаться? Нетушки, спасибочки! Дак он вот так вот каждый день кувыркаться будет, нет? Это что ж такое, а?! Вы гляньте, он опять да сызнова врал! Он меня до трясучки, до переляку довел, а?! Ну, нет. Мне такого мужа не надо. Пошла я домой.
Валерий Ильич. Стойте, Ольга, супруга, царица, солнце, не уходите как бы!

Капитан. (Орет.) Рота, подъем!!!! Подъем!!!!
Лиза. Привет, капитан. Ты чего орешь?
Капитан. А, вот она ты?! Привет. Иди сюда, поцелуй, а?!
Лиза. Это не я тебя целовала. Моя подружка тебя все время целовала.
Капитан. Стрелять буду!
Лиза. (Смеется.) Стреляй. Она привет тебе просила передать. Она - принцесса, из сказки. Улетела.
Капитан. А?
Лиза. А знаешь, почему?
Капитан. Почему?
Лиза. Потому что ты вкрутил лампочку тут, идиот. Вот и все, сказка кончилась.
Капитан. Я ж хотел ее разглядеть! Стой, стрелять буду! Эй! Ты скажи ей, что у меня с женой неладно стало после нее! Я спать не могу, дай мне ее адрес!!!
Лиза. Ох и дурак же ты, капитан.
Капитан. А? Смирноа-а-а!!! Разойдись!!! На месте шагом! Стой!
Лиза. (Смеется.) Тихо, кавалерия, раскомандовался... Не кричи, а то паралик разобьет...

Ольга Петровна. Нет уж, прощайте. Отдайте мне мое барахло от дедушки и - счатливо, жопа слива. Это ж надо же, это ж сколько врать-то можно-то, а?! Прощайте. Не пропаду без вас. Ничего, я через себя перекувыркнусь, живой и мертвой водой умоюсь и буду жить. Лизок, пошли отсюда.
Валерий Ильич. (Хнычет.) Я больше не буду как бы, не уходите!

Мальчишка. Тетя, не уходите.
Ольга Петровна. (Повернулась, смотрит на него.) А?
Лиза. (Смотрит на мальчишку.) Мама, у нас гости.
Ольга Петровна. (Собирает барахло в коробку.) У нас гости? Пусть лезут гости в шахту, там пирог для гостей лежит. Выкинули. Пусть достанут, едят и уходют. Или сразу уходят, без доставания. Нету яблочного пирога. Нету и рыбного. В шахту лифта кинула. Все кидать буду туда. Начну с моего дивана, диван Героини называется, а кончу тем, что сама прыгну. Там сидит зверюга страшная, там окно какое-то, ему в рот буду куски кидать, буду ему каждый день кидать жрать. Когда он совсем оголодает, я туда сама прыгну. Скоро, поди.
Лиза. Дай человеку чаю согреться.
Ольга Петровна. Чаю? Человеку? (Смотрит на мальчишку, на Лизу.) А мы почему с тобой тут гостей принимаем, а не у себя? Пошли к себе, что ли? Мы тут кто? Никто. И они нам никто. Вруны сплошные. Врали, что паралик, врали, что пирог хороший, а оказалось - и пирог говно, и паралика нету, а мы тут сидим, я им тут крашу, я их с ложечки должна кормить. Кто он?
Лиза. Эдик. Я его с ложечки буду кормить.
Ольга Петровна. Он грязный. А веселый. Ну, вымоем. Это ты там бегал, нет?
Мальчишка. Я. (Смеется.)
Ольга Петровна. Ну дак ты нормальный. А я думала дурак. А ты чего там бегал?
Мальчишка. Так.
Ольга Петровна. Ну дак бегай все время. Все веселее будет. А то скука.

Ольга Петровна. Ты чего?
Лиза. Так. Поцеловала его на прощание.
Ольга Петровна. А-а, на прощание. Ну правильно.
Георгий. Лиза, дай руку.
Лиза. На.

Ольга Петровна. Лизка, ты чего? Домой? Слышишь? (Поет.) На улице дождик и слякоть бульварная!! Тонкими иглами душу гнетет! Девушка бледная в беленьких туфельках!!!! Словно шальная по бульвару идет!!! Давайте, сфотографируемся на прощание, да пойдем, что ли? Будем же мы соседями. Только соседями, Лерик, слышишь?! Не надейся на большее и не подмигивай мне, старец, ишь! Сфоткаемся, чтоб было что вспоминать. И смотрите внимательно в аппарат. Встанем. Встали все по росту, фотоаппарат на автомат нажимайте, выстроились все по росту, лесенка дураков чтоб была: я первая, потом Лерик, потом Лизка, потом Жорик-прожорик, и потом ты, пацан - самый маленький мальчик с пальчик, вставай. Внимание, смотрите в объектив и улыбайтеся, на память, для истории, смотрите внимательно в окошечко, в окно, не мигайте глазами. Ой, облилась! Для вечности снимаемся... Ясно, нет? Надо было лизнуть, а я г-х-авкнула! (Плачет, слезы вытирает.) Мы люди, не звери ведь, а? (Поет.) На улице дождик, обуть было нечего!!! В белых туфлях на бульвар вы пошли! Ножки промокли и вы простудились!!!!" Смотрите в дырку внимательно, думайте хорошее! Для вечности фотографируемся! Смотрите в дырку, а думайте, что вот такими мы для вечности и останемся. Понимаете? Для вечности!
Лиза. Вот такими...
Георгий. Думайте хорошее...
Валерий Ильич. Смотрите в дырку...
Ольга Петровна. Для вечности...
Мальчишка.... останемся...

февраль 1998 года