СЕРГЕЙ БЕЛЯКОВИЧ
Актер театра и кино,
Заслуженный артист России
 Актер, основатель театра вместе с братом, режиссером Валерием Беляковичем (1977). Заслуженный артист России (1994).
За 20 лет работы театра сыграл более 40 ролей классического и современного репертуара. Городничий в "Ревизоре", Утешительный в "Игроках", Бурдюков в "Тяжбе", Яичница в "Женитьбе" - эти гоголевские персонажи, сыгранные им в разные годы, как нельзя более отвечают его чувству юмора.
В спектакле "Старые грехи" по рассказам-фельетонам Чехова он играет несколько ролей, среди них хрестоматийные - в "Хирургии", в "Двух газетчиках", производящие необычайный комический эффект.
Другие роли - Лука ("На дне"), Журден (версия "Мещанина во дворянстве"), Азазелло ("Мастер и Маргарита"), кузнец Основа ("Сон в летнюю ночь"), благородный Банко ("Макбет"). Названное - лишь часть его "послужного списка".
Ему близки драматические судьбы и характеры. В роли Петра Муромского в "Деле" А.В.Сухово-Кобылина он создал трагический образ русского дворянина, помещика, человека с демократической, народной психологией, героя войны 1812 года, замученного до разрыва сердца чиновниками-взяточниками (сказать бы: современными мафиози, если бы не отсутствие целенаправленных злободневных параллелей в спектакле). Вообще С.Б."неподражаем в ролях народного спектра", как написал о нем Лев Аннинский. И вот - серия шукшинских "чудиков", которых он играет в труднейшем жанре трагикомедии.
Шукшин - это его родное, даже кровное. В спектакле "Штрихи к портрету" он так органичен, так убедителен, что его невольно хочется отождествить с автором.
Крестьянский характер - основательный, недоверчивый, тугодумный, с хитрецой, со своей "сермяжной правдой" и исканием "истины" актер передает со всеми оттенками смешного и серьезного. Сам "тупик", в который заводят персонажей их противоречия, он умеет насытить и осветить такой необоримой жизненной силой, что вселяет конечное чувство найденного-таки вопреки всему высшего смысла: это момент примирения всех спорящих, момент тишины и восстановления "гуманности". Так в начале спектакля склонятся над ученой книгой "дремучий" старик (С.Б.) и ершистый студент (Олег Задорин), во взаимном добром порыве. Так сгрудятся в финале "драчливые петухи", деревенские мужики и парни, над пьесой "районного автора", забудут о распрях и обидах в предвкушении чистой радости игры. И тут вместо нечесаных голов и небритых физиономий к зрителю обратятся прекрасные, освещенные внутренним светом, человеческие лица.
Об этом, собственно, спектакль "Штрихи к портрету", который все время балансирует на грани злой карикатуры и поэтического, очень грустного рассказа о врожденно талантливом, артистичном человеке - самородке, фантазере, путанике, утописте... И его "сермяжная правда", и его глобальные мечты часто двусмысленны и уродливо-смешны, потому что невежественность и отсутствие культуры превращает все его благие намерения в унизительный и кромешный ад. Худший его враг - он сам. С.Б., (равно, как и Авилов) лидирующий в спектакле, очень внятно и очень смешно это показывает.
Шукшин сострадает мятущемуся "чудику": он декларирует, что человечество прежде всего нуждается в доброте. Сергей Белякович вместе с Авиловым высказали главную мысль Шукшина: человек ищет гармонии ума и сердца,"хлеба для души", ищет везде: в науке, в искусстве, в истории, среди людей - без мира с самим собой и с людьми он не будет счастлив и доволен, хоть подари ему дворец.
Правда, дворца у него никогда не будет. Но будет ли мир?
Каждый "чудик" - самородок, необработанный алмаз. Поместится ли он в ту единственную оправу, которая ему нужна, - культуру? Или есть в нем что-то такое, что сопротивляется "оправе" и утеряет в ней часть своей уникальности? Игра С.Б. заставляет напряженно размышлять над этими вопросами.
На приемке спектакля (1983) Лидия Федосеева-Шукшина сожалела о том, что Василию Макаровичу не удалось его увидеть. Об этом она написала в журнале "Юность"(1985, 3). А мечта С.Б. о "Калине красной" не сбылась (пока).
Некоторые спектакли, где С.Б. лидировал, вытеснило время, но невозможно забыть его "обломка сталинской империи" Максима Глебова ("Старый дом" А.Казанцева), ни романтического Глобу ("Русские люди" К.Симонова) - это были эпохальные характеры, за ними вставала трагическая или героическая история народа.
Богатая фактура ("готовый Фальстаф"), "положительное" обаяние, пластичность и даже грация при мощном сложении, и то, что называется, "эффект присутствия" - его особенности. Он вызывает сочувствие даже тогда, когда играет злодеев.
Это очень органичный актер - условность и жесткая форма, принятые в театре, на нем "тают", душевность и искренность окрашивают его спектакли в глубокие лирические тона.
Одно из его лучших созданий - Гриша Гусев в "Самозванце" Л.Корсунского: здесь комические и мелодраматические краски растворяются в свечении души одинокого человека, неудачника, последнего в очереди за "птицей счастья завтрашнего дня" (вокруг него бушуют разные мотивчики из доперестроечных шлягеров, издевательски звучащие на фоне его драмы), но неожиданно оказавшегося первым в стране чувств и полным мужественной решимости сопротивляться неблагосклонной судьбе. С.Б. в этой роли играет "труд души", прорыв из неприкаянности в духовность и безнадежность личной доли: любовь Гусева - лишь иллюзия, плод воображения "артиста", она не нужна и должна остаться без ответа. Все это в исполнении С.Б. звучит очень сильно, безо всякой сентиментальности. И в этой роли у него остро поставлена проблема риска и выбора, "поэзии" и "правды".
Актер, контрастный по отношению к Виктору Авилову, его "антитеза" и антагонист во многих спектаклях, С.Б. в прошлом часто составлял с Авиловым острый и гармонический театральный дуэт.
Оба - альфа и омега Театра-студии на Юго-Западе, но и сегодня, в профессиональном коллективе и изменившемся репертуаре, они порой, как в былые дни, олицетворяют собой равновесие разнородных начал и держат черно-белые поля спектакля, как живые полюса света и тени. Они заставляют вспомнить о "дионисийском" и "аполлоническом" у "детей человечества" - эллинов и у воспевших их искусство символистов серебряного века.
Но раз навсегда закрепленного за актером "амплуа" в театре не существует, и С.Б. умеет представить "мильон терзаний" и чистые чувства, может насмешить до упаду своими комедийными аттракционами, но и может заставить обливаться слезами зрительское сердце.
Н.Кайдалова
1998
|
