Действующие лица:

'Майн либе фройнд. Мой драгой и ученый друг. Когда я начинала это письмо, я была счастлива и весела. Мои мысли летели так быстро, что я не знала, чем оне окончатся. Теперь не то! Я убита горем! У меня нет более счастья! Умер мой лучший друг! Я надеялась, что он будет опорой моей старости; он приноравливался к этому, пользовался случаем, перенимал мои вкусы. Это был юноша, которого я воспитывала, который был благороден, нежен и благодарен; он делил со мной мои горести, когда они у меня бывали, и радовался моими радостями! Одним словом, рыдая, я имею несчастье сказать Вам, что генерала Ланского не стало!'

'Майн либлинг, только Вашему просвещенному участию могу поведать, что самая комната моя, раньше для меня такая приятная, превратилась в пустую пещеру, по которой я с трудом двигаюсь, как тень... Давно ли - майн гнедиге фройнд - писала я Вам об упоительном блаженстве нашей первой встречи?!'

Сашенька (озираясь). Вот оно... пропал я, пропал...
Брюс (холодно). Кто здесь?

Сашенька. Вот... поручик Александр Дмитриевич Ланской... призван явиться... приказано...

Брюс. И что же?
Сашенька (упавшим голосом). Повеление их сиятельства... Светлейшего... По их собственному повелению... Явиться и все исполнить...
Брюс (коротко). А.

Сашенька. В полное распоряжение, раз иначе...

А я что же? Папенька умер, а Светлейший - послужи-тка отечеству...

Брюс. Этот - да! Тот был Пирр, царь Эпирский, ну а этот... Ну, Светлейший!

Сашенька (с беспокойством). Неясно мне все.
Брюс (смеется). Неясно! Ему неясно! Тут лучшие умы. Светлейший сам...
Сашенька (сбивчиво). Сказать изволили, в полное распоряжение госпожи графини Брюс... В полное распоряжение, раз иначе никак нельзя.

Брюс (холодно, деловито). Матушку называть - Зоренька.
Сашенька (шепчет). Зоренька.

Как это?
Брюс. Зоренька. Она так любит. Ее все так называли. Так надо.

В бюро, в розовом ящичке - золотые, сто тысяч. Это на первое время. Дальше - больше, смотря по заслугам. Светлейшему в первое утро был весь миллион пожалован.
Сашенька (про себя). Господи Боже Святый, спаси-помилуй.
Брюс. Матушка вельми требовательна. Ее богатыри любили.
Сашенька (с тоской). Это все знают.
Брюс. Матушка любит быстрое соображение и блистательные ответы.

Ничего не поделаешь. Светлейший уже об тебе толковал, тут ничего не поделаешь.

Там - зеркало. Там зало, спальня парадная. Зеркало то спускается, то наверх уходит, это такая механизма. Сейчас там шведский посланник и прием остзейских депутатов. Это важно для всей судьбы отечества - бывать ли новой войне. Светлейший тоже там.
Сашенька. А я?
Брюс. Когда все уйдут, зеркало подымется. Когда Матушка отдохнуть решит. Она среди дня часто отдыхать изволит.
Сашенька (с ужасом). Среди дня - тоже?
Брюс. Среди дня тоже. В Матушке все необыкновенно. Весь органон ее не таков, как у прочих смертных. Ты ведь слышал - слухи и домыслы?
Сашенька. Неужто все то правда?
Брюс (торжественно). Матушка в пять утра встает. У Матушки два уха - левое и правое - по отдельности слышат, от того Матушка никакой музыки не любит и не понимает, отчего другие увлекаются. Матушка сама себе оспу привила.
Сашенька. Неужто все, все правда, что говорят?
Брюс. Платок ее, фуляровый, им Матушка на ночь главу свою повязывает. Из него потом весь день искры сыплются. Мне комнатная девушка, калмычка Катерина Ивановна, пересказывала.
Сашенька (с надеждой). Все, все, что про нее говорят - так не бывает.

Брюс. С матушкиной головки платок. Это от ее ночных мыслей.
Сашенька (после паузы). На службу - не напрашивайся, от службы - не отказывайся. Это папенька мне говорил. Незадолго до своей внезапной смерти.

Брюс. Зеркало! Это зеркало! Сейчас подымется зеркало. Сейчас Матушку улицезрим.
Сашенька (осеняет себя крестным, знамением). От службы не отказывайся. Так и говорил папенька. Прямо незадолго до злой своей внезапной смерти. От службы не отказывайся.

Матушка (с сильным немецким акцентом). Фуй, фуй! Какая плохая работа! Что же, что же мне делать, если новое лицо на новой должности, и опять такая плохая работа! Работа должна быть хорошей, всегда хорошей. Всегда хорошая работа - это условие счастья.
Брюс (приседает). Матушка...
Матушка. Душа моя, друг мой! Что же мне делать! Мне жалуются на утеснения и злоупотребления. Я отрешаю от должности. Это же бесчестье для всего отечества, когда у моих сановников такие прозвища!
Брюс. Матушка, это и есть Александр Дмитриевич Ланской. О нем тебе Светлейший сказывал.
Матушка (рассматривает Сашеньку, тот цепенеет). Роман - большой карман. А? Каково? Егор - казну попер. О, мне слишком многое известно.
Брюс. Молодой человек, да вы не стойте как соляной столп. Дайте Матушке рассмотреть вас.
Матушка. И вот я отрешаю от должностей, делаю новые назначения. Но нет! Вновь казнокрадства и злоупотребления. Новые лица, молодые люди, уже так развращены. Я теряюсь. Я пишу моим друзьям - Дидероту, Вольтеру. Они отвечают общими рассуждениями о человеческой природе. Все это прекрасно, господа! Но отчего новый молодой чиновник, назначенный лично мною, накрал в три месяца столько, сколько предшественник его - за пять лет! Что это? Он боится не успеть?
Брюс. Светлейший очень рекомендовал услуги поручика Ланского.
Матушка. Я не знаю, что мне делать. Остзейская депутация...
Брюс (прерывает, ее). Поручик Ланской, к вашим услугам. Готов служить. Со всем пылом молодости. Молодому человеку двадцать два года...
Матушка (рассеянно). Это хорошо.
Сашенька. Двадцать четыре!
Брюс. Он выглядит моложе, не правда ли? Росту - сверх двух аршин восемь вершков...
Сашенька. Я... я не сказывал! Откуда?
Брюс. О, это сейчас видно.
Сашенька. Семь! Семь вершков, а не восемь!
Брюс. Здоровье отменное. Осмотрен доктором Роджерсоном.
Матушка (снимает очки, смотрит на Сашеньку внимательно). Оспу прививали?
Сашенька (в ужасе, кричит). Нет!!!
Матушка (любовно). О, это есть поправимо. Мы подумаем об этом. Молодой человек...
Брюс. Александр Дмитрич!
Матушка....Александр Дмитрич, Светлейший князь говорил мне об вас и об ваших чувствах. Это все правда?
Сашенька (бессвязно). Папенька... Папенька... перед злой своей внезапной смертью... от службы, говорит... нельзя...
Брюс. Все, все правда. Чистая правда.

Матушка. Приятно, когда такой молодой человек и умеет так чувствовать.
Брюс. Светлейший так и аттестовал.
Матушка (рассеянно, думая о другом). Остзейская депутация! Что же мне делать с остзейской депутацией. Светлейший князь мне вновь противуречил.

Одно радостно - кругом друзья. Кругом преданность.
Брюс. Матушка!
Матушка. Не надо. Не говори мне ничего.

Одно, одно огорчает. Он не понимает - Светлейший князь. Не понимает, что ставит себя в смешное положение. Ничтожная особа! И разве так уж хороша?

Скажи мне - ты, ты же всегда только правду - разве она так уж хороша, как говорят?

Но если впрямь так хороша - это же смешно, такое его мнение по остзейскому вопросу! И все смеются. Вслух говорят, шепчутся громко. Мол, дело не в остзейском вопросе, а в смазливеньком личике. И в ливонских землях ее супруга.
Брюс. Говорят, он обожает ее.
Матушка. Не понимаю таких женщин. Их все обожают - обманутые мужья, щедрые любовники. Все обожают, и без всякого их усилия. Объясни мне.
Брюс (грустно). Я тоже не понимаю.

Матушка!
Матушка. Не надо ни о чем.

Как этот молодой человек? Как он себя чувствует?

Пошли узнать. Надо придумать, как называть его.
Брюс (льстиво). Он походит на фальконетовского Амура.
Матушка. Нет, нет. Уж был - царь Эпирский. Пирр, царь Эпирский, совершенство красоты.

Прозвища античные не принесли нам счастья.

Ну, ну полно. Все в прошлом. Впереди только радость.

Я же сразу же сказала - прощаю. И тебя, и его.
Брюс (подымается с колен). Твои милости, матушка...
Матушка. Быть веселой и счастливой - вот философия.

Говорил ли что Светлейший князь? Про тебя, меня и царя Эпирского - что говорил?
Брюс (скороговоркой). 'Этот человек не стоит ее божественной любви'.
Матушка (усмехается). Божественной! Он неисправим.

Неисправим. Слышишь?
Брюс. Светлейший говорит, будто сей юноша безмерно и слепо предан Матушке.
Матушка (углубляется в манускрипт). Испытай.
Брюс. Испытать?
Матушка (листает манускрипт). Не знаю, что делать с этим со всем. Мы что-нибудь придумаем.

Я не сержусь на тебя. Я люблю тебя.
Брюс (сквозь слезы). Пирр, царь Эпирский.
Матушка. Ты одна, с кем я могу говорить без стеснения. Царь Эпирский, совершенство красоты. Сколько их было, этих совершенств. Сколько их лежало за этим зеркалом.

Не так уж и много. Слава Создателю, я нравственная женщина, не так ли?

Не, так уж и много, и все изменяли. Все, все изменяли. Не я им, а они мне. Все как один.
Брюс. Светлейший князь...
Матушка. Не надо сейчас об нем. О Светлейшем. Ученый Гримм писал мне: 'Майн либлинг, немыслимо сдержать в клетке пустынного льва'. Я и не сдерживаю больше. Ты сама видишь, как я весела и спокойна.
Брюс. Так испытать его, этого нового юношу?
Матушка. Я буду звать его - Сашенька.

Брюс (жадно пробегает его). 'Майн либе фройнд. Благодарю за Ваше внимание, Ваше участие. Я уже не скучаю по прекрасному Пирру, царю Эпирскому, известному Вам генералу. Я уж писала Вам, гнедиге фройнд, как я застала моего этого вероломного друга с одной из приближенных моих дам... Известною графиней Брюс. Помните ли наше с Вами любимое рассуждение Вольтера из его 'Философической повести?'
Сашенька (вскакивает на постели). Я вижу! Я все вижу!
Брюс. Какой ты со сна хорошенький.
Сашенька. Положи! Это не твое письмо!
Брюс (смеясь). Положим.
Сашенька. Это Матушка писала. Это другим читать нельзя.
Брюс. Я не другие.
Сашенька. Ты служить приставлена, ну и служи! Мети своей метелкой!
Брюс. К чему я приставлена, ты знать не можешь.
Сашенька. Ты хитрая. Ты очень хитрая. Я Матушке скажу.
Брюс. Говори.
Сашенька. Ну и скажу.
Брюс (смеется). Говори.
Сашенька. Ну и скажу.

(Грустно.) Матушка не поверит.
Брюс. Много вас тут таковских за зеркалом лежало.
Сашенька. Много?
Брюс. А ты подумай.
Сашенька. Я не буду думать. Я домой хочу.

Брюс. Ты не ссорься со мной. Ты со мной дружи. Это от меня зависит, сколько ты здесь, за зеркалом, пролежишь.
Сашенька. Это от Матушки зависит, от Ее воли.
Брюс. Ты не ссорься со мной... Пирр, царь Эпирский - поссорился.
Сашенька. Царь Эпирский? Это что-то из древней истории.
Брюс. Его в Смоленскую губернию выслали. Чтоб год не возвращался.
Сашенька. Я плохо учил из древней истории. Папенька меня розгой драл.
Брюс. С глаз долой, из сердца вон. Это такая пословица. Матушка каждую неделю новую пословицу учит. Матушка русский язык штудирует.
Сашенька. Из грамматики я тоже плохо учил.
Брюс. Царь Эпирский за красоту был прозван. Античные все формы, хотя родство самое захудалое. Салфеткой за обедом так и не научился пользоваться. Был да весь вышел. Он со мной не поладил, Пирр, царь Эпирский.
Сашенька (с тоской). Я домой хочу.
Брюс (подбирается к кровати, гладит его по голове). Что же ты Матушку никак не уважишь, не разутешишь?
Сашенька. Я не знаю ничего.

Ничего не знаю. Меня папенька за неученье розгой драл, а потом взял и помер внезапною смертью. У нас у всех в роду смерть ранняя и внезапная. Я скучаю по папеньке.
Брюс. Волосики мягонькие, шелковенькие...

Так ведь приятно тебе?

Ты не ссорься со мной. Со мной сам Светлейший не ссорится.

Так ведь очень приятно. Я знаю. Мне говорили.
Сашенька (машинально). За грамматику розгою драл, за риторику на горох на колени ставил... За древнюю историю за чуб дергал... Я домой хочу отсюда. Я очень, очень хочу домой.
Брюс. Что ж ты Матушку не разутешишь, если так надо?
Сашенька (торопливо). У меня тоже смерть впереди - ранняя и скорая. Раз - и готово. У всех в роду, ну и у меня. Я ничем не хуже. Раз у всех так, то вот и я так же. У меня знак на ладони.
Брюс. Матушка смеется над суеверьями и невежеством. Ей сам Дидерот пишет.
Сашенька. Вот! Вот крестик на ладони, видишь? У папеньки такой же был. На самой линии жизни. И у дедушки.
Брюс (садится к нему на постель). О, Матушка тебе разобъяснит. Что ежели всем привить оспу и чтоб всему народу начальная грамотность, то наступит просвещение и приблизится благоденствие.

А так - приятно тебе? Так всем приятно.
Сашенька (в смятении). Прадедушка только женился, только сына родил, на охоту поехал, с коня упал, шею сломал... Дедушка только женился, только сына родил, на санях поехал, кони понесли, волки в ночь загрызли... Папенька квасом опился, ему живот раздуло...

Брюс (вкрадчиво). А так? А ежели так?
Сашенька (вскакивает, отшвыривает ее от себя). Ты не смеешь так! Ты Матушке служишь! Матушка тебе милость являет! А ты все вьешься, всюду заглядываешь, Матушкины письма переписываешь! Пусть тебя Матушка на кол посадит! Она велит - тебе язык вырвут, четвертуют и колесуют! Никогда больше не трогай меня своими руками!

Матушка. О, я отменила с Божией помощью колесование, и никто никого более не сажает на кол у нас в отечестве. Мы - просвещенная держава. Я отменила также телесные пытки при дознании. Ибо что есть это как не жестокость и невежество? А ведь Европа смотрит на нас.
Брюс (шепчет). Он не захотел, Матушка... Он один из всех не захотел...
Матушка. Я хочу быть счастлива, и я есмь и буду счастлива. Ты хочешь быть счастлива, ты есть счастлива, и ты будешь счастлива. Он хочет быть счастливым, и он будет, он есть... Так говорят по-русски? Я уже очень хорошо говорю по-русски.

Сашенька (с досадой). Не слыхать. Не слыхать.

'...Россия есть изрядная часть поверхности суши, омытая многими морями и океанами. Северная и средняя Россия изобильна реками и озерами, южная - песками и горами, наивосточная же - лесами и многими дикими племенами... Неисчислимы народы и языки, составляющие Россию...'

Мочи моей нету.

Брюс. Опять. Нехорошо так.
Сашенька (нетерпеливо). Что там есть? И скоро ли все?
Брюс. Что 'все'?
Сашенька. Все. Заперлись и секретничают!
Брюс (певуче). Государыня-матушка аудиенцию изволят. Важные государственные известия.
Сашенька. Важные государственные, а я что же? И лежи тут? До скончания веку?
Брюс (обтирает книгу, снова подает Сашеньке). Нехорошо.
Сашенька. До скончания веку. Ненавижу географию.
Брюс. Светлейший вот по-латыни стишки писал. Мадригалы Матушке.
Сашенька. Историю тоже ненавижу. Все естественные науки.
Брюс. История есть наука словесная. География - да, естественная наука. С этим не поспоришь.
Сашенька (стараясь вникнуть в книгу). 'Россия изрядна великими богатствами, как-то: природная руда, сланец и свинец, олово, медь и слюды, карамзиты и соляные богатые прииски, где трудолюбивые местные жители денно и нощно непрестанно выпаривают для нужды всей России самую лучшую соль.'

Брюс (шепотом). Там Светлейший. Он Матушку утешает. Потому что Граф умер. Известный Граф, жил-был, а вот сошел с ума и умер.

Сашенька. Тот самый Граф? Матушкин первый...
Брюс (машет на него). Ну, ну. Кто считал. Первый не первый. А вот Матушка с ним двенадцать лет жила.
Сашенька (с ужасом). Двенадцать лет? Так бывает?

'...самую лучшую соль.' Это я уж вытвердил. Непрестанно выпаривают самую лучшую соль.

Я двенадцать лет ни с кем жить не буду. Я скоро умру.

Брюс. Зачем нам с тобой ссориться, сам посуди. Ты непрост. Я это более всего в человеке уважаю. Кажется, вот он весь, а никто его и не поймет.
Сашенька. Скоро умру, и ничего мне не надо, все заберите, потому что я скоро умру, потому что так суждено.
Брюс. Непрост, непрост.

Просто так вообще ничего не бывает. Ты думаешь, я здесь просто так приставлена? Ты - непрост, ты умен, ты прознал, кем и зачем я приставлена. К чему нам ссориться?

И как это, как это - все заберите. Как это? Тебе много уж чего пожаловано. Перстень за любовь, перстень с яхонтом, пожаловано? Пожаловано. Сто тысяч червонцев золотом за любовь пожаловано? Пожаловано. Светлейший усмехнулся, 'пусть его', говорит...
Сашенька (нервно). За какую любовь? За никакую любовь. Я этих глупостей ни-ни. У меня было дома, на голубятне... Я залез по лесенке, ну она тоже залезла зачем-то. И ногу сильно ушибла.
Брюс. Кто - 'она'?
Сашенька. Кто-кто. Ну была одна, девка дворовая. Косенькая на один глазок. Ногу зашибла, ну мне ее и жалко. Это дома, на голубятне, мне семнадцать только вот-вот. Ногу зашибла, как лезла по лесенке, ну и жалко ее. А сама грязная-грязная прегрязная. Ну и жалко. А потом противно. Зачем, говорю, ты по лесенке за мною полезла, ну зачем? А она плачет. Ну и жалко ее. А сама грязная-прегрязная...

А потом время вышло, я служить уехал. От службы, говорят, не отказывайся...

И все! И больше ничего! И вся любовь! Я очень все это не люблю делать.

Брюс (вкрадчиво). А Матушка?
Сашенька. Я ж и говорю - отпустите меня. Перстень! Перстень, мол! Червонцы! На что мне, ежели конец мой роковой уже предрешен!
Брюс. А Матушка как же, если такое твое поведение?
Сашенька. Матушка что. Матушка вечно на престоле восседает. У Матушки супруг злой смертью скончался, а она ничего себе, царствует. У Матушки Граф нынче помер, а она все ничего.
Матушка все-все лучше всех знает и понимает. И образованность ее сверхчеловеческая. А я, я очень не люблю глупости делать. И конец мой все равно уже предрешен.
Брюс. Это ведь Светлейший тебя к Матушке приставил, Светлейший.
Сашенька. Глупости вообще неприятно делать. Я помню, на голубятне. А Матушка в славе сияет. Как я могу посягнуть на величие?

Матушка (в прострации). Майн гнедиге фройнд. Умер Граф, но глаза мои сухи. Я так любила его. Друг мой, где это все сейчас, где вся эта любовь, где, где?

(Зовет). Катерина Ивановна! Где ты, Катерина Ивановна.

Как ты дурно работаешь, Катерина Ивановна. Ты моя комнатная девушка, ты мне служишь, а тебя никогда нет на месте. Никогда, если ты мне нужна. Беда будет, когда ты пойдешь замуж, Катерина Ивановна, муж тебя будет бить!

Меня тоже бил муж. И Граф меня бил. Покойный Граф. Почему я не плачу?

Почему меня никто никогда не любил, почему?

Муж меня бил, и плевался, и щипал в постели, а кругом лаяли огромные собаки. Он бросал им куски и хохотал. А я лежала одна, и каждую ночь, каждую ночь я надеялась, что все будет по-другому...

Катерина Ивановна! Где же ты! Лучше никогда, никогда не угождай мужу, Катерина Ивановна...

Брюс (шепотом). Светлейший князь...
Матушка. Не надо! Молчи!

Никто не любил, никогда, и не полюбит. Я любила, я умела. Тебя, он говорил, любить нельзя, ты урод, а не женщина...
Сашенька (берет ее за руку, тихо). Зоренька...
Матушка. Не надо! Не называй меня так! Так они все... все...

Сашенька. Я домой просился... Что ж... домой потом можно... я тут останусь, если нужно... Мне здесь хорошо. Мне здесь очень, очень хорошо...

Мне нравится здесь, за зеркалом... Мне никуда отсюда не хочется. Я же все равно знаю, чем все кончится. А пока - что ж, за зеркалом. Если тебе так спокойнее. Знать, что вот я здесь всегда, за зеркалом.

Матушка (глухо). Спаси Бог, ежели я тебя любить почну. Спаси тогда тебя Бог.

Сашенька (бормочет, забывшись). Катилася торба с великого горба. В этой торбе хлеб-соль-вода-пшеница. Кто с кем хочет поделиться?
Матушка. Что? Что ты говоришь?
Сашенька. Так. Так просто.
Матушка (читает написанное). '...Третьего дня, в Четверг 9 февраля исполнилось сорок лет с тех пор, как я впервые приехала со своею матерью в Москву. Думаю, что здесь, в Петербурге, не найдется в живых и десяти человек, помнящих этот мой приезд...'

Что? Что ты говоришь?
Сашенька. Я ничего.
Матушка. С какого горба?
Сашенька. С великого горба.
Матушка. С великого горба? Это что?
Сашенька. Это так говорится. Это так.

Матушка. Но какая же торба?

Ты бы сделал что-нибудь, Сашенька.

Сашенька (неопределенно). А я делаю. Я вот читаю. Я уже вот столько прочел.

Матушка. Разве тебе скучно, Сашенька?

Помнящих мой приезд... Но ведь тебе же не скучно?

Сашенька!
Сашенька. Мне хорошо.
Матушка. Да-да. Просвещенному человеку не может никак быть скучно. Вот, ученый Гримм, майн либер фройнд, пишет мне - спрашивает, отчего я никогда, никогда не скучаю. Я отвечаю почему: потому что я страстно люблю быть занятой и нахожу, что человек тогда только счастлив, когда занят. Не правда ли?
Сашенька (тихонько). Хлеб-соль-вода-пшеница... Россия изобильна изрядными богатствами... Это изрядное пространство суши...
Матушка. Вот географию учишь, это ты молодец.

Императрица Елизавета... знаешь ли... она совсем географии не знала. Не верила, что Англия - остров. Не верила, отказывалась верить, так и померла.
Сашенька (поражен). Англия? Остров? Горе-то какое. На острове жить.

(Решительно). Я вот вчера - в зимний сад гулять ходил.
Матушка (нахмурилась). В зимний сад? Это хорошо.

Гулять - это здорово.

Сашенька. Но я только в зимний сад!

Я могу не ходить больше в зимний сад. Мне все одно.

Матушка. Я так рада, что тебе здесь не скучно. Так рада.

Императрица Елизавета тоже все меня - не скучно ли тебе, девочка. То пряничка мне. То собачку подарит. Ты, говорит, девочка, не гуляешь, ты, говорит, все глаза себе прочитаешь.

Я четвертого дня писала об этом Дидероту.
Сашенька (тихо). Катилася торба с великого горба... Катилася торба с великого горба... В этой торбе - хлеб-соль-вода-пшеница... кто с кем хочет поделиться...
Матушка. О, я ценила философию, потому что моя душа была всегда истинно республиканской.
Сашенька (шепчет). Кто с кем хочет поделиться... говори поскорей, не обманывай добрых и честных людей...
Матушка (смотрит в свои записки, с энтузиазмом). 'Никогда вселенная не производила человека более мужественного, положительного, откровенного, человечного, доброго, добродетельного, великодушного, нежели Русский. Ни один человек другой расы не сравнится с ним в правильности, красоте его лица, в свежести его кожи, в ширине его плеч, строении и росте. Его прямодушие и честность защищают его от пороков. Он быстр, точен в повиновении и верен.'

(Изменившимся голосом). Сашенька...
Сашенька (после паузы). Что тебе, Матушка, что изволишь.
Матушка. Сашенька... Как славно! Как нам здесь славно!
Сашенька. Да, Матушка.
Матушка. Нам славно, тебе и мне, здесь вдвоем.

У тебя не болит головка, Сашенька? Уже меньше болит головка?

Ты совсем, совсем другой. Молчи. О да, мне каждый раз так казалось. Мое сердце без любви не приучено быть, и каждый раз мне так казалось. Но ты совсем, совсем другой.

Ты больше не пойдешь, не спросившись, в зимний сад?

Мало ли что в этом зимнем саду... Там сквозняки, а у тебя горло болело. Там тропические растения, а от них испарения вечерами. Там поммо до ори, ядовитые итальянские плоды, вдруг тебе захочется? Там мои фрейлины, там комнатные девушки, та же Катерина Ивановна, моя калмычка, может зайти, а она молода, глупа. Там мало ли что, в зимнем саду! Это есть опасная прогулка!
Сашенька (коротко). Я никуда не пойду. Если тебе неприятно. Мне все равно скорая смерть назначена.
Матушка. Быть суеверным - это смешно в наш век, смешно, смешно. Ты смешной, Сашенька. Ты просто смешной. Ты так и не дочитал 'Дух законов' Монтескье. И Гельвеция ты не дочитал. Не открывал даже, - я знаю это, - Гельвеция! Иначе ты бы знал, что это смешные, нелепые суеверия и никакой злой судьбы не существует.

Брюс (приседает.). Матушка... Виновата...
Матушка. О, я же говорила. Никогда не беспокоить меня в часы моего отдыха. Никогда.
Брюс. Матушка, но там - Светлейший князь. Он просит войти.
Матушка. Так пусть войдет, если иначе нельзя.

А лучше бы завтра. Я тоже иногда отдыхаю. Я - такой же человек, как все прочие. Я отдыхаю.
Брюс (как бы напоминает). Светлейший!
Матушка. Ну так хорошо, пусть входит.

Так в чем же дело?
Брюс (значительно). Он... их светлость... чтобы наедине... Как бывало, лицезреть Матушку наедине.
Матушка. Так мало ли что бывало.
Брюс. Это - Светлейший просит, чтоб наедине.

Матушка. Но я же отдыхаю! Он-то отдыхает? Когда захочет, с кем захочет? О, я давно смирилась, давно не тревожу, если он отдыхает.

Тесно в клетке, пустынный лев, ну хорошо. А кому-то не тесно. Я же, мой друг, я же ему не мешаю - как ему заблагорассудится. Все как ему заблагорассудится, и я никогда не мешаю, никогда! Если ему так нужно.
Брюс (тихо). Это им всем так нужно.
Матушка. Не всем! Не всем! Есть кто не изменяет.
Брюс. Кто же это такой славный?
Матушка. Есть кто не изменяет, есть кто не обманывает. Есть кто всегда один и тот же, верный и постоянный.
Брюс. А видели - он в зимний сад захаживал. Цветы нюхал!
Матушка. И что же - зимний сад? Мне больше твоего известно про зимний сад. Да он и не пойдет больше.
Брюс. Да так и будет - за зеркалом, и все? И никуда?
Матушка. Ежели кто счастлив, когда о нем думают, то зачем же и ходить далеко?

Брюс. Он - плачет. Светлейший князь. Невыносимо все это, говорит. У него же государственные вопросы. Государственной важности.
Матушка (в возбуждении). Поздно! Уж все решено!
Брюс. Он говорит - она, мол, всегда ко мне великодушна.

Сашенька (вскочил на кровати). Как это?
Брюс (пожала плечами). Светлейший.

Его слово закон. Как он скажет. Матушка и поддастся. Так было, так есть и будет, аминь.
Сашенька (вскакивает, стучит кулаками в ширму). Нет!

Брюс (смеется). Да.
Сашенька (растерянно). Она... Матушка... мол, сегодня никого не принимать, только ты, мы вдвоем... Ты и я... Она говорила...
Брюс (настойчиво). А ты подумай. Она говорила, а ты подумай. Тебе еще жить и жить.

Ты же четвертый год здесь, за зеркалом. Хорошо ли это?
Сашенька. Матушка говорит, ей другого не нужно.

Ей другого не нужно, один я, каков ни есть. А я что ж.

Она говорит... Что ж. Матушка умеет мужчин ценить, это всяк знает. Значит, я хорош.
Брюс. Она говорит, а ты подумай. Подумай.

Кто тебя сюда, за зеркало, положил?
Сашенька (приникает ухом к ширме). Говорят... Что они говорят-то? Он, потом она. Снова он.
Брюс. Светлейший знал - Матушка любит богатырское сложение и невиданную удаль. Оттого-то тебя сюда и положили, чтоб ты не задерживался. Светлейший не любит, когда кто-то здесь, за зеркалом, задерживается. Потому тебя. А вот что получилось.
Сашенька (с вызовом). Матушка сказала - она за меня замуж пойдет.
Брюс (без улыбки). Врешь.
Сашенька. Мол, шестнадцать лет за уродом за голштинским прострадала, привел случай развязаться... За Графа - не пошла, за Светлейшего - не пошла, а за меня - пойдет.
Брюс (просто). Скажи, что врешь.
Сашенька. А я что ж - пусть идет за меня, если ей так хочется. Мне моя судьба и так ведома. Пусть идет, так даже веселей.
Брюс (задумчиво). Светлейший про это ничего не знает.
Сашенька. Теперь узнает? Узнает же? Так вот!
Брюс (очень серьезно). Скажи, что соврал.

Жаль мне тебя. Привыкла я к тебе.
Сашенька. Ну и не говори ему! Подумаешь!
Брюс. Жаль мне тебя.
Сашенька (прислушивается, приникнув к ширме). Говорили, а теперь замолкли. Что они там делают?

Что, что они там делают?
Брюс. Сашенька... ты вот послушай меня.
Сашенька. Неужели все то правда, что про нее говорят?
Брюс. А вот депутация проходила... через то зало... где - Матушкина кровать... и шведский посол - что, мол, Ваше Величество, за комнатка за зеркалом? Что оно скрывает? Это, Сашенька, про твою комнатку, про эту.
Сашенька (отходит наконец от ширмы, мрачно). Ну?
Брюс. А Матушка возьми и отвечай: там, мол, изволите видеть - судно.
Сашенька (уничтожен). Судно.
Брюс. Судно, и я достаю его, когда хочу, из-за зеркала. По большой нужде достаю и по малой...

(Вздыхает.) Все так смеялись, так смеялись...

Светлейший - он мудр. Он добр, Светлейший. Он ко всем добр, даже и к тебе. Передай ему, этому Сашеньке - это он мне - передай ему, моя милая, - это он мне так, это он иногда, иногда так говорит - моя милая - мне - мол, передай ему...

Вот - одежда. Мундир преображенский. Вот деньги. Вот по той лесенке Катерина Ивановна проводит тебя прочь отсюда. Внизу лакей с лошадью, он знает, куда ехать. И - поминай как звали.

Злая судьба, она как женщина, от нее всегда убежать можно, вот что Светлейший велел сказать тебе.

Матушка. 'Майн либе фройнд. Мой ученый и высокочтимый друг. Ваше рассуждение об энциклопедистах и моралистах блистательно. Я написала в письме нумер двадцать девять комментарий к нему и послала копию господину Дидероту...'

Брюс (входит). Вновь, Матушка, ну годится ли это.
Матушка. Я весела. Я спокойна и весела.

Ты знаешь меня.
Брюс (неопределенно). О, я тебя, Матушка, знаю.
Матушка. Мне стоит лишь решить что-либо. Я рассказывала тебе... ты могла прочесть в моих Записках...
Брюс. О, Записки!
Матушка. Да, я посвящаю их тебе... единственному другу...

Ты помнишь, как еще глупой почти девочкой я сделала рассуждение об своем муже. Он был еще тогда не Петр III, а Великий князь. Я была Великая княгиня. 'Подумай, - сказала я себе, - ты здесь всегда будешь несчастна. Ты не можешь быть счастлива. Муж готов любить всякую женщину, кроме тебя. Будь то горбатая принцесса Курляндская, будь то рябая Лизка Воронцова. Муж назло будет совершать неверности. Любить такого мужа - вечно ревновать, вечно быть несчастливой'. Я решила перестать любить мужа, чтоб не сделаться несчастливой.

Я хочу становиться счастливой. Я хочу, чтоб все люди, вся страна становилась счастливой. Я жду, что так все и наступит. Когда нравы смягчатся и законы восторжествуют. А пока надо работать, надо работать, надо работать...
Брюс (с жалостью). Матушка. Он не стоит.
Матушка. О чем ты? Молодой человек уезжает в свое родовое имение, чтоб заняться хозяйством, это самое обычное явление. Я сама подписывала указ 'О вольности дворянства'. Можно служить, а возможно и в деревенской глуши полезным членом общества стать.
Брюс (шепотом). В нем же никакого интересу, никакой сущности не было! Так, жалостность одна.

А вот - молодец, дрова для камина утром приносил... Видала?

Видала, значит.

Каков, а? Румянец один каков пышет. Плечища! В самом твоем вкусе. Дрова принес. Теперь каждое утро будет тебе дрова для камина приносить.

Ну что ты молчишь, Матушка? Хорош ведь молодец?
Матушка. Это Светлейший его ко мне назначил?
Брюс. В самом твоем вкусе, силища брызжет, кровь с молоком. У тебя же таков вкус, Матушка, по-прежнему?

Матушка (заплакала). Сашенька, Сашенька...
Брюс. Что теперь Сашенька.

Матушка (машинально). Одно в уме не приложу - что мне делать с малороссийской депутацией. Светлейший князь опять противуречил мне, все запутались в вопросе.

Брюс (грустно). А я слышала, будто сестра их предводителя вовсе не так хороша, как говорят.
Матушка. Но ведь говорят, будто хороша.
Брюс. Но не так уж. Не так уж хороша.

Она ему скоро надоест. Если все говорят, что нехороша.
Матушка. Не нехороша, а не так уж хороша.
Брюс. Все говорят. Я слышала.
Матушка. Зато молода.
Брюс. Скоро надоест, если не так уж и хороша, если все говорят.

Скоро надоест, скоро надоест, так всегда бывает.
Матушка (читает вслух). 'Вы постараетесь с самого момента поступления этих провинций под наш скипетр положить конец всем гонениям, притеснениям, несправедливостям, разбоям, убийствам, и при судебных расследованиях - жестоким пыткам, а так же казням и ужасным наказаниям. Есть одно средство, одно действительное средство, то смягчит нравы этих народов: торговля и удобство жизни...'
Брюс. Так всегда бывает. Одно за другим.

Сашенька. Вот он я. Вот он я головою.

От службы не отказывайся. На службу не напрашивайся. От службы не отказывайся, на службу не напрашивайся, служба сама найдет.

У нас у всех в роду смерть скорая и несправедливая. Так и быть по тому.
Матушка (шепчет в забытьи). 0, майн либлинг... О...
Брюс (засуетившись). Я... на минутку... Я Катерину Ивановну поищу... Совсем не служит Катерина Ивановна, нерадивая... Калмыки старательная нация, а она - вот - нерадивая... А ей замуж идти...
Матушка. Сашенька, ежели ты умрешь, то и я умру. Так и знай. Ежели ты, то и я за тобой...
Брюс (возбужденно). Ей замуж же идти, Катерине Ивановне, ее ведь, Матушка замуж отдаст... за хорошего человека...

Матушка. Послушай, Прасковья. Постой, послушай меня. У меня радость. Он - жених мой, Сашенька. Жених мой, генерал Ланской. Ты же генерал теперь, Сашенька. Я не говорила тебе?

Матушка (оживленно). Я ненавижу лотереи. Я в моем государстве запретила лотереи, это прямое жульничество с судьбой. Нынче наступил Век Науки, Век Философии. Век Свободы. В лотерее есть что-то жалкое, звериное, приниженное. А я очень, очень полюбила русскую пословицу. Как это: на Бога надейся, а сам не плошай. Какие выразительные русские пословицы! Какой прекрасный русский язык!

Знаешь, наша любовь была бы совсем другой, если бы мы говорили на ином языке. Хорошо, что ты не знаешь немецкого. Когда говоришь по-русски, любовь тоже меняется. Нам повезло.

Сашенька. Это ты?
Брюс. Вот, попить принесла.
Сашенька. Попить? Матушке?
Брюс. Нет-нет, не Матушке. Тебе. Катерина Ивановна сготовила.
Сашенька. А где Катерина Ивановна?
Брюс. Она придет сейчас. Она питье тебе сготовила. Ихней нации питье. Чтоб стать могучим.

Сашенька (берет чашку). Всего-то?

Катерина Ивановна сготовила? Да?
Брюс (пряча глаза). От него любовь неиссякаемой в мужчине получается.
Сашенька (смотрит на Брюс, возвращает чашку). Я, знаешь ли, очень не люблю этими глупостями заниматься.
Матушка (лучезарно). Друзья, я намерена прочесть вам свою эпитафию. Я написала, чтоб посмеяться над суевериями. Я твердо надеюсь прожить еще двадцать пять лет, чтоб разглядеть зарю совсем нового века. Итак - 'здесь покоится тело Екатерины Второй, родившейся в Штеттине 21 апреля 1729 года. Она приехала в Россию, чтобы выйти замуж за Петра Третьего. Четырнадцати лет она составила план, тройной план: нравиться своему супругу, Елизавете и народу - и ничего не забыла, чтобы достигнуть в этом успеха. Восемнадцать лет скуки и одиночества заставили ее много читать...' Вы слушаете меня?
Брюс (Сашеньке). А Светлейший всю ночь может женщину любить.
Сашенька. А с Матушкой? Как у них было с Матушкой?
Брюс (бормочет). Было, есть и будет, аминь.
Матушка. Дальше. 'Вступив на российский престол, она желала блага и старалась предоставить своим подданным счастие, свободу и собственность; она охотно прощала и никого не ненавидела'.

Сашенька. Всю ночь, значит? Как Светлейший? Так выпить это, что ли? Ты мне скажи - хорошее питье, помогает?
Брюс (бормочет). Сашенька...
Сашенька. Светлейший сказал - от злой судьбы, как от женщины, убежать можно. Матушка сказала - злой судьбы не бывает. Еще рано, я еще сына не породил.
Матушка (с энтузиазмом). '...Снисходительная, жизнерадостная, от природы веселая, с душой республиканки и добрым сердцем, она имела друзей. Работа для нее была легка. Общество и искусства ей нравились.'
Сашенька. Помогает?

Брюс (хватает письмо, читает жадно). 'Майн гнедиге фройнд. Уже пять месяцев, как я денно и нощно, в плену неотвязных воспоминаний, оплакиваю свою потерю. Через неделю после моего к вам последнего письма ко мне приехали Федор Орлов и Светлейший князь Потемкин. До той минуты я не выносила человеческого лица; эти же хорошо придумали - они стали реветь вместе со мной. Тогда мне стало легче. В силу своей чувствительности я стала существом бесчувственным ко всему, исключая этого горя; оно усиливалось, поддерживалось воспоминаниями на каждом шагу по моей комнате и при каждом слове. Наконец наступили некоторые промежутки: сначала более спокойные часы, затем - дни... Только не думайте, майн либе фройнд, что потеря генерала Ланского заставила меня забыть о моем долге. Ради этого ужасного состояния я не пренебрегала малейшими делами, которые требовали моего внимания. Все эти ужасные минуты от меня ждали приказаний, и я их давала правильно и разумно, что особенно поражало генерала Салтыкова...'

"Дебют-центр", тел.(095) 2489106
Елена Анатольевна Гремина
Москва, тел.(095) 151-23-35